так волновался, что не мог говорить. Марина и Леня всю ночь бегали по опустевшей площади контрактов, стучась в закрытые павильоны и расспрашивая сторожей. Динку напоили горячим чаем и уложили в постель, оставив всякие объяснения на завтра. С Хохолком было иначе.
Его встретил отец.
- Где вы были? - сурово спросил он.
Мать от тревоги и страха за сына стояла с помертвевшим лицом.
- Где вы были? - повторил отец, снимая ремень.
Хохолок молчал.
Три дня не показывался Хохолок. Динка бегала по двору, заглядывала в его окна; идти к ним домой она боялась. На четвертый день ей удалось подкараулить мать Хохолка.
- Отец очень бил его... - грустно качая головой, сообщила мать.
- За что? Ведь это я во всем виновата! - всплеснула руками Динка.
- Кто виноват, не знаю, а ответчик он, - сухо сказала мать Андрея.
Динка побежала домой. Плача, она рассказала во всех подробностях свое путешествие к цыганам.
- Он не виноват! Он все время сидел со шкворнем около меня, - всхлипывая, повторяла она.
Марина пошла к Коринским. Отец Андрея, Степан Никанорович, встретил ее сухо, придвинул ей стул, но сам не сел, давая этим понять, что разговор будет коротким.
Марина, волнуясь, рассказала все, что произошло на контрактах и в цыганском таборе.
- Ваш сын вел себя как настоящий рыцарь, - торопясь и волнуясь, сказала она.
По лицу старого рабочего пробежала презрительная усмешка:
- Мне не нужно рыцарей. Я не воспитываю барчука. Мне нужен честный рабочий человек с понятием, кого нужно защищать, а кого не нужно.
Марина вспыхнула.
- Я понимаю. Он, конечно, не оправдывал ее сумасбродство, но все же не бросил свою подругу. А вы били его за этот самоотверженный поступок.
- Да, бил. И он не сказал мне ни слова. - Степан Никанорович провел ладонью по лицу; в темных, как у Андрея, глазах его промелькнула улыбка, в голосе слышалась гордость и удовлетворение. - Ну что ж... Значит, крепок мой сын, коли молчал.
- Я не бью детей, - чувствуя его упрек, тихо сказала Марина.
- Вот они и творят чудеса. Барское воспитание, - усмехнулся Степан Никанорович. - Ваше дело другое, - небрежно добавил он, махнув рукой.
Марина возмутилась.
- Послушайте, за кого вы меня принимаете?
Чувствуя себя какой-то легкомысленной барынькой в глазах этого строгого, степенного рабочего, Марина начала говорить ему о себе, о муже... Она говорила о том, как трудно ей одной воспитывать детей, как необходим им отец.
Степан Никанорович сел. Они разговорились.
- Вы давно работаете в 'Арсенале'? - спросила Марина.
- Я, можно сказать, потомственный рабочий. Андрей тоже будет рабочим, как только кончит реальное училище. Я хочу, чтобы он узнал жизнь рабочих, так сказать, на собственной шкуре. А потом он сможет учиться дальше, я препятствовать не буду!
Степан Никанорович говорил осторожно, словно не вполне доверяя своей собеседнице. Марина это почувствовала и встала.
- Я надеюсь, что когда-нибудь мы познакомимся ближе. Помните, что я всегда готова помочь вам всем, что в моих силах.
- Ну что ж, - просто сказал рабочий. - Может, когда-нибудь и понадобимся друг дружке. Только уж девочку свою вы держите в руках, - провожая Марину, добавил он.
Динка с нетерпением ждала мать. Марина пришла расстроенная, молча опустилась на стул и прижала холодные ладони к пылающим щекам.
- Ну что? Мамочка, что? - в тревоге спрашивала Динка.
- Боже, какого стыда я натерпелась... Никогда в жизни не приходилось мне быть в таком положении, - простонала Марина.
Динка бросилась к матери.
- Из-за меня? Да? Мамочка!
Марина кивнула головой.
- Мама, клянусь тебе, что это последний раз! Последний-распоследний! Мамочка! Я сама не знаю, что со мной бывает! Меня словно вихрь какой-нибудь поднимет и несет!
- Так для этого человеку даны воля и разум! Чтобы всякий вихрь не хватал его за шиворот и не тащил куда попало! - с возмущением и горечью сказала Марина.
- Мамочка...
- Ну что 'мамочка'? Что 'мамочка', Дина? Я сидела как девчонка и слушала эти суровые слова старого рабочего. Как девчонка!
Она передала Динке весь разговор с отцом Андрея.
Динка сидит, опустив голову и молча перебирая руками влажную траву. Рядом, тихонько всхрапывая, пасется Прима. Свет месяца падает на Динкину голову, на одинокую березу. Дрожат на березе листья.
'Что же я сделала тогда? Предала Хохолка, опозорила мать... Каялась, кляла себя и плакала...'
- Грош мне цена! - сурово говорит Динка. - Какой я была, такой и осталась! Грош мне цена! - гневно повторяет она и, ухватившись за гриву, вскакивает на лошадь. - Моя жизнь никому не нужна, но я не потрачу ее зря! Я буду бить всех Матюшкиных, бить, пока не убьют меня! Мы вместе будем бить - я, Жук и Рваное Ухо! Вот как мы будем! Вперед, Прима!..
Леня стоит на дороге, не зная, куда идти, где искать Динку. Мышка тоже не спит, и оба они чувствуют себя виноватыми. А месяц уже высоко, и на дороге слышен топот.
- Макака! Макака... - шепчет Леня, снимая с лошади свою подругу. - Прости меня, прости...
И Динка снова запутывается в себе самой, в своих близких. Ах как трудно жить на свете, когда тебе пятнадцать лет, когда твой ум еще не окреп, а жить чужим умом тебе уже не хочется!
Глава двадцать четвертая
СООБЩНИЦА
На станцию едут вчетвером. Леня правит, Мышка и Марьяна рядышком на сиденье, а Динка у них в ногах. Леня, Динка и Мышка безразлично и молча смотрят на дорогу; они не выспались, и на душе у всех троих нарастающая тревога за мать. Болтает одна Марьяна:
- Ой и смеху было в экономии! Бабы та девки обреготались з нашой Динки! Як вона в того жениха горшками паляла!..
Марьяна говорит и смеется одна, Леня не поворачивает головы, Динка смотрит вниз, Мышка насильственно улыбается из любезности, и Марьяна переходит на насущный вопрос о купле кабанчика:
- Як попадется на базаре хорошенький поросеночек, дак куплю. Ефим каже нема чем годувать, но я все единственно куплю! Пока лето, буду нарезать ему травы та крапивы, трохи присыплю отрубями, а там к осени картопля поспеет... Зимой все сгодится.
Замолкает и Марьяна, погрузившись в свои хозяйственные заботы.
У дачной станции Прима останавливается. Мышка и Леня торопятся на поезд. Потом сходит и Марьяна, она разносит дачникам молоко.
Динка подъезжает к почте. Но почта закрыта, на дверях веранды висит тяжелый замок. Динка обходит дом, заглядывает в окна. Нигде не видно хозяев.
'Сегодня все на базаре. Может, эта ведьма и Мишу с собой потащила носить за ней покупки... Чертова барыня!' - раздраженно думает Динка, залезая в бричку.
На базарной площади стоят возы. На земле яркими вышивками на рубахах и цветными платками пестрят ряды девок и баб. Перед каждой на чистых рушниках и рядне разложены деревенские продукты: яйца, творог, стоит сметана в глечиках, кое-где, лежа на боку и раскрыв клювы, тяжело дышат и трепыхаются связанные куры. Динка привязывает около забора Приму и торопится на базар. Она ищет в толпе дачников тучную фигуру почтовой ведьмы, рассчитывая рядом с ней увидеть и Почтового Голубя. Где
