двум хлопцам голову морочить, так ни тебе, ни им добра не будет, и сама себя потеряешь.
Динка молча смотрела на Федорку. При первом упоминании о Хохолке гнев ее вдруг остыл и сердце сжалось от беспокойства. Вспомнилась ревность Лени и просьба его не ездить больше на велосипеде с Хохолком.
А Федорка говорила и говорила, утирая слезы и становясь все больше похожей на свою мать Татьяну, на старую, умудренную опытом женщину.
Глядя на нее, Динке хотелось плакать и смеяться, но она молчала и слушала.
- Не можно девичью честь ронять, Диночка. Вот я о себе скажу. Уж на что Дмитро жених мой, при тебе сватался и матерь мою просил. Но нет того промеж нами, чтобы до поцелуев себя допустить. А что ж Дмитро? Не хлопец разве? Попробовал один раз, тай закаялся! А после сам смеялся: 'Ты, говорит, мне такую блямбу на щеке присадила, что перед коровами совестно'. А что, думаешь, не жалко мне было бить его? Еще как жалко. Ударила, а у самой сердце зашлось.
Федорка так глубоко вздохнула, что даже намисто на ее шее тихонько звякнуло. Динка усмехнулась и ничего не сказала. Перед глазами ее, словно в тумане, проплыл влажный от росы луг, закачались на нем в разные стороны белые, красные и синие головки цветов и вдруг словно под острой косой полегли ровными, мертвыми грядами. У Динки дрогнуло сердце, она провела рукой по лбу и тихо спросила усталым, погасшим голосом:
- А любовь, Федорка, разве не дороже всего любовь?
Глаза Федорки засветились неизъяснимой нежностью.
- А як же, Динка, голубка моя. Любовь дороже отца с матерью. Только себя соблюдать надо. Хлопца нам слухать нечего, хлопец перед нами орлом летае, силу свою показуе, его така стать! А наша стать - девичья честь. А где есть честь, там и любовь есть! - твердо закончила Федорка.
- Ау! Ау! Динка!.. - донесся от террасы голос Мышки.
Динка уловила в нем расстроенные нотки и заторопилась.
- Пойдем, - сказала она. - Я забыла, что там пришел кто-то, а Мышке, верно, пора в госпиталь собираться!
- Пойдем, пойдем, - заспешила и Федорка, оглядываясь на хату Ефима. - Вон вся кумпания сюда идет! Ефим, Леня твой да Дмитро. И солдат Ничипор на костыльках шкандыбае...
- Тот солдат? - вспомнив разговор в первый день приезда, машинально спросила Динка.
- Тот, тот. Только я на него не обижаюсь больше, вин меня поважае. А як посадила я своему Дмитро под глазом блямбу, так и зовсим стал Федорой Ивановной звать! - Федорка лукаво блеснула глазами и, прикрыв фартуком лицо, рассыпалась дробным смехом.
- С ума вы все сошли! - засмеялась и Динка. - Да кто ж солдату сказал?
- Не знаю. Это дело коло хаты было, може, сам бачил, а може, Дмитро похвалился...
- Ну и ну... - удивленно протянула Динка.
Девочки подошли к терраске. Мышка, уже одетая в форму сестры милосердия, укладывала в чемоданчик свои медикаменты. В ее взгляде Динка уловила упрек и раздражение.
- Где ты ходишь с самого раннего утра? И Лени нет... Тут гости к тебе пришли. Ефим Леню искал, - сдерживаясь, сказала Мышка.
Но Динка не успела ответить. С перил террасы соскочил Жук.
- Здравствуйте! - Он вежливо подал руку ей и Федорке.
- Здрасте, - развалясь на стуле, процедил другой хлопец, чуть повернув в сторону вошедших круглую, как шар, голову с короткими густыми волосами, словно обшитую огненно-рыжим мехом. На его лобастой физиономии в длинных рыжих ресницах, как в дорогой оправе, блестел голубой глаз, другой глаз был затянут бельмом. Мощные плечи, короткие ноги и вся приземистая фигура развалившегося на стуле хлопца внушали отвращение.
'Квазимодо', - быстро подумала Динка.
- Бычий Пузырь, - усмехнувшись, представил Жук.
- Здрасте, - склонив набок голову и оглядывая девочек здоровым глазом, повторил хлопец и, не поднимаясь со стула, протянул руку.
Динка сжала за спиной руки и бросила быстрый взгляд на сестру, которая с улыбкой сожаления взирала на эту сцену.
- Встань! - крикнул Жук и с силой толкнул Пузыря ногой, но Федорка опередила его.
Остановившись перед хлопцем и втиснув в бока кулачки, она язвительно сказала:
- А ты что ж развалился, як трухлява колода посреди поля? Може, ты великий пан и не подобае тоби перед девчатами на ножки привстать, а може, ты несчастна калека безногая, дак я тоби помогу. Га?
Пузырь, уставившись на Федорку единственным, сверкающим, как в драгоценной оправе, глазом, не спеша встал.
- Тебе меня не поднять, - лениво сказал он, склонив набок голову. - А вот я тебя одним мизинцем на тот дуб закину!
- Эге! Далэко куцому до зайца! - засмеялась Федорка.
- Далэко? - Пузырь крепко уперся в пол босыми ступнями и засучил рукава.
- Хватит! - подскочил к нему Жук. - Хватит, говорю! Развалился, как свинья. Да еще и фасон жмет! Знал бы, не брал тебя с собой!
- А которая с них Горчица? - вместо ответа спросил Пузырь, переводя взгляд с Федорки на Динку.
- Я Горчица! - отодвинув Федорку, сказала Динка.
- Ты? - обрадовался хлопец и, взяв обеими руками руку Динки, осторожно пожал ее. - Мы тебе ягод насобирали. Все трое собирали: Ухо, Иоська и я... Цыган, дай ей корзинку! Любишь ягоды? - с ребячливой радостью спросил он, беспомощно выгибая шею, чтобы заглянуть Динке в глаза.
- Спасибо, - ласково сказала Динка и улыбнулась поймавшему ее взгляд единственному глазу, стараясь не замечать второго.
Пузырь вдруг загоготал от удовольствия и, топчась, как медведь, на одном месте, обратился к Мышке:
- А ну, хозяйка, дай топор! Я вам все дрова переколю! Некуда мне силу свою девать!
- Ну что ж, переколи! - просто сказала Мышка. - Иди вон к сараю! Там и дрова и топор.
Пузырь пошел. По дороге он подхватил на руки бешено огрызающегося Волчка и, подняв его ухо, что-то пошептал в него, потом поцеловал черный собачий нос и спустил притихшего Волчка на землю.
- Меня ни одна скотина не тронет. Я для нее слово такое знаю, - заявил он, глядя на встревоженных его выходкой хозяев.
Глава тридцать третья
СОВЕЩАНИЕ НА ТЕРРАСЕ
- А то что за хлопцы? - спросил Ефим, завидев еще издали на терраске чужих людей.
- Да это Динкины знакомые. Ничего, хорошие мальчишки, босяки из города! поспешил объяснить Леня.
- Хорошие босяки, значит... Это как же понимать, га? - усмехнулся Ефим, приглаживая курчавую голову.
- Одним словом, не языкатые, зря болтать не будут... Да у нас и секрета особого нет! - засмеялся Леня.
- Секрет обнокновенный: обида бедноте. Ну, пусть послухают, вреда не будет от этого, - согласился Ефим.
Рядом с Ефимом шел солдат Ничипор. Опираясь на костыли и мягко вспрыгивая на ходу, он шел, опустив вниз голову и как бы разглядывая культяпку правой ноги с подвязанной выше колена штаниной. Из-под теплой бараньей шапки на темное, словно продымленное порохом лицо сползали мелкие капли пота. На щеках и около носа чернели крупные, как дробь, ямки. Солдат был уже немолод, но, несмотря на то что он был калекой, во всей его фигуре чувствовалась военная выправка. Сбоку солдата шел Дмитро; в его безусом лице и в круглых карих глазах были важность и достоинство взрослого мужика, не привыкшего тратить свое время на пустую болтовню.
Войдя со всей этой компанией на террасу, Ефим просто сказал:
- Ну, кто не знаком, знакомьтесь, и перейдем к делу!
Солдату придвинули стул, остальные сели кто куда.
