легче, чем сказать... И Динка молчит. Леня решается первый.
- Макака! - взволнованно шепчет он, грея ее холодные руки. - Прости меня, Макака... Я ничего не могу объяснить тебе, прости меня просто так, без объяснений...
- Я не сержусь... - тихо и покорно отвечает Динка. - Но скажи мне только одно... Ты сделал так со зла? - грустно спрашивает она, подняв к нему осунувшееся за день лицо.
- Со зла? - удивленно переспрашивает он и, не сводя с нее светлых глаз, отрицательно качает головой. - Нет, нет... Я не знаю сам... Только не со зла... И это никогда больше не повторится...
- Никогда? - в смятении повторяет Динка.
- Никогда, никогда, Макака... Только люби меня, как прежде... Я не требую от тебя никаких жертв, можешь ничего не говорить Андрею. Все это мальчишество. Ты должна быть свободна... А я уеду... Я уеду, Макака! А сейчас прости меня!
- Я не сержусь... - в отчаянии повторяет Динка, чувствуя, что случилось что-то непоправимое. - Я не сержусь, - повторяет она, робко заглядывая ему в глаза. - Только... возьми меня с собой, Лень! Я не могу жить без тебя.
Глава тридцать первая
САМОЕ ЛУЧШЕЕ УТРО В ЖИЗНИ...
Только у самых счастливых людей бывает такое утро, когда человек просыпается с ощущением глубокой необъяснимой радости. Ему кажется, что радость эта, как ночная роса, миллиардами блесток рассыпана на траве, на цветах, на лугу и на всей, на всей земле, где только ступит его нога! Сегодня такое утро наступает для Динки!
Она вскакивает, широко раскрывает дверь и, застегивая на ходу платье, вырывается на волю. А у крыльца ждет ее пробуждения Леня.
Может быть, он вовсе не ложился спать в эту ночь? Динка не задумывается над этим.
- Бежим! Бежим на луг! - говорит она, хватая его за руку и увлекая за собой.
Путаясь в густой траве, запыхавшиеся и счастливые, они мчатся, не разбирая тропинок, ветер свистит в их ушах, намокшее от росы платье липнет к коленкам, с шумом вылетают из-под ног вспугнутые птицы.
- Мы сейчас умоемся в роднике! - кричит на бегу Динка. 'Умоемся... Умоемся...' - свистит в ушах ветер. Леня отвечает счастливым смехом. Он готов бежать за своей подружкой на край света! Они бросаются на траву около заросшей цветами кринички. В чистой, светлой воде щека к щеке отражаются их счастливые лица... Бьющий на дне ключ шевелит гладкую поверхность, и тесно прижатые друг к дружке головы смешно вытягиваются, меняют формы... Динка пригоршнями взбивает воду, обдавая себя и своего друга фонтаном брызг. С громким смехом умываются и брызгаются ранние гости на лугу. Студеные капли дрожат на их ресницах, блестят влажные, чисто промытые глаза, жарко разгораются щеки. Пепельные волосы Лени намокли, и Динка вдруг, как во сне, видит в нем того волжского мальчика Леньку, который спасал ее в волнах проплывающего мимо парохода.
- О Лень... - очарованно шепчет Динка. - Ты все тот же... Ты все тот же, каким был на Волге...
- И ты все та же, Макака... У тебя всё такие же синие глаза... В первый раз я увидел их на Утесе...
Они крепко обнимают друг друга.
- Пусть будет все, как было... И все, как есть... - улыбаясь, говорит Динка.
- И все, как будет... - взволнованно добавляет Леня.
- Нам никогда не будет лучше, чем сейчас! - усаживаясь на мокрую кочку, задумчиво говорит Динка.
- А ты забыла, что мы еще будем жить после революции? Мы будем жить, Макака, как боги! - горячо обещает Леня.
- О! - хохочет Динка. - Я не знаю, как живут боги, я не завидую их жизни! Я хочу жить с тобой и со всеми людьми! Я хочу, чтобы все были счастливы!
- Люди будут счастливы, - серьезно подтверждает Леня. - Конечно, не так, как мы с тобой! Я думаю, что так никто еще не был счастлив и никогда не будет!
- Конечно, Лень... Мы будем всегда вместе... Вместе жить и вместе делать что-нибудь хорошее. У нас будет маленький, маленький домик...
Динка мечтательно смотрит на луг, там между зелеными кочками важно расхаживают черногусы; утренний ветерок качает разноцветные головки цветов.
- И у нас будет столько детей, сколько цветов на лугу, - растроганно говорит Динка.
- Сколько цветов на лугу? - улыбаясь, переспрашивает Леня. - Но это слишком много, Макака!
- Нет, это не много, это совсем не много! Ведь это будут не только наши дети, Лень! Это просто всякие дети! И они так перемешаются, что мы даже не отличим, где свои, где чужие. А как им будет хорошо, Лень! Мы отдадим им весь этот луг, и никто не посмеет сказать, что здесь нельзя бегать и топтать траву, никто не будет читать им длинные нотации, потому что с нашими детьми никогда не будет ни одного взрослого.
- Ни одного взрослого? - удивляется Леня.
- Ни одного, ни одного! - решительно заявляет Динка. - Взрослые часто не понимают детей. Нет-нет, я никогда не допущу к ним взрослых людей! Мои дети будут сами устраивать свою жизнь! Они сами будут драться и мириться! Дети скоро забывают обиды, а когда вмешиваются взрослые, то даже случайная драка переходит в большую ссору... Взрослые любят во всем копаться и учат детей злопамятности. Взрослые - это говорильня, а ребенок - человек действия! Он такой родился, таким и должен остаться!..
- Но ведь родители - это те же взрослые... - недоумевает Леня.
- Родители?
Лицо у Динки делается настороженным, черточки бровей взлетают вверх.
Родители... Этот трудный вопрос застает ее врасплох. Родители бывают разные: бывают хорошие, бывают плохие. Что делать с плохими?
- Ну, родители тоже не очень-то разгуляются после революции! - на всякий случай заключает она.
Но на лице ее появляется озабоченное выражение, и Лене хочется вернуть ей радость мечты.
- Ну, с родителями, конечно, разберутся, - успокоительно говорит он. - А вот ты что представь себе! Ведь все дети пойдут учиться...
- Конечно, и взрослые, и дети... - мгновенно оживляется Динка. - И может быть, Лень, в одно какое-то утро мы вдруг увидим, как все дети идут по улице... с книжками! Много, много детей. Это правда или сказка, Лень?
- Это правда, Макака! - торжественно подтверждает Леня.
- И в деревне и в городе, Лень? Все дети, во всей нашей стране? взволнованно допрашивает Динка.
- Все, все дети... - кивает головой Леня.
- И на улицах не будет уже нищих, не будет разных, голодных сирот? Это правда, Лень?
- Конечно, правда, Макака. Ведь ради чего же борются люди? Может, не сразу... Но если все будут работать, то откуда возьмутся нищие?..
- Я буду работать, Лень, я буду так работать, что с меня пух будет лететь! - клянется Динка. - И драться я тоже буду! Рядом с тобой буду драться! Ведь за революцию еще надо драться!
- Ну что ж! Будем драться! - задорно говорит Леня, распрямляя плечи. - В городе - с капиталистами, в деревне - с помещиками и всякими Матюшкиными...
- О Лень! Вот когда от Матюшкиных одно мокрое место останется, одни тараканьи усы, - с дрожью в голосе говорит Динка и смеется счастливым, беспричинным смехом от переполняющей ее радости. Н Леня тоже смеется...
Но утро, лучшее в жизни утро, уже кончается, и от дома слышится голос Мышки:
- Ау, Лень! Ау, Динка!..
- Пойдем, - говорит Динка и с сожалением оглядывается на луг. Ей кажется, она только что видела в густой траве белые шапочки детей, а сейчас это уже только ромашки...
Глава тридцать вторая
НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ И ЛЮДИ...
- Ау, Леня! - чуть доносится от террасы слабенький голос Мышки.
- Эгей, гей, Динка! - звонко перебивает его крепкий, задорный голос Федорки.
Белый платочек ныряет в зелени кустов, в густом малиннике, около пруда. То дальше, то ближе
