У Динки потекли слюнки, но она тут же одернула себя:
'Не буду есть сало. Он привез, а я не буду. Пусть знает, что мне теперь ничто не мило...'
Когда все с аппетитом принялись за еду. Мышка удивленно посмотрела на сестру:
- А ты почему не ешь?
- Меня тошнит, - делая брезгливое выражение, сказала Динка.
- Ну вот! Еще бы не тошнило! Хоть бы ты сказал ей, Леня! Ведь она с самого утра отправляется на подножный корм и ест всё, что попадется под руку. И щавель, и какую-то кашку, и заячий лук... Ну сколько ты этого луку сегодня съела?
- Ничего я не ела... Я даже забыла, что он существует, - огрызнулась Динка и мысленно обругала сестру.
'Дура несчастная. Леня может подумать, что у меня никакого самолюбия нету... и никакой обиды. Пошла, наелась заячьего лука, запила водичкой, и все прекрасно. Но как бы не так...'
Динка бросила мельком взгляд на исчезающие куски сала.
'Съедят, всё съедят... Хоть бы припрятать себе кусочек. Я с самого утра ничего не ела, не шутка все- таки... И вообще сало - это жалкая месть... Я лучше что-нибудь другое придумаю...'
Динка небрежным движением и с равнодушным лицом потянула к себе самый большой кусок сала. Но он оказался не до конца отрезанным и за ним потянулся весь кус... Леня поспешно схватил нож и, отрезая Динкин ломтик, взглянул на нее посветлевшими глазами. Сердце у Динки упало, щеки обдало жаром, как будто к ним поднесли горящие головешки.
'Ну, - подумала Динка, глотая неразжеванное сало без всякого вкуса, - я же тебе отомщу. За все отомщу! Я бы и сейчас могла встать, подойти к перилам и посмотреть на дорогу... А потом вздохнуть и сказать: 'Что это как долго не едет Хохолок?' Нет, не буду... Он сразу поймет, что я назло', - прислушиваясь к разговору за столом, мучительно соображала Динка.
- У каждого человека свое прозвище... - спокойно говорил Жук. - Вон она, он кивнул на Динку, - Жуком меня зовет... А Ухо зовет ее Горчицей, потому как она ему на базаре предложила один раз: 'Пойдем, говорит, я тебе намажу хлеб горчицей...'
- Стой, стой! Я сам расскажу! - хлопая Цыгана по плечу, заторопился вдруг Ухо. - Никто небось с их не знает, с чего это дело пошло... - сияя расплывшимся в улыбке лицом и дергая себя за ухо, за которым белел продолговатый шрам, растроганно сказал он. - Никто не знает.
- Я знаю... - сказал вдруг Леня и посмотрел на Динку.
Но она даже не улыбнулась и только значительно сказала:
- А Жук зовет меня ведьмой...
- Еще бы не ведьма! - расхохотался Жук. - Как она тогда в лесу вызверилась на меня! Чистая ведьма! Несмотря, что кровь у ей текет...
- Кровь? - с ужасом переспросила Мышка.
Брови Лени дрогнули, в глазах мелькнула какая-то догадка.
- Кровь, кровь... Испугались! Ну я же говорила вам. что упала с дерева и разбила голову! - всполошилась Динка.
Жук бросил быстрый взгляд на Ухо.
- И ты еще путешествовала куда-то в лес с разбитой головой? - недоверчиво спросила Мышка.
- Ну, говори... - чуть-чуть поднимаясь, сказал Жук.
Глаза Уха, как затравленные зайцы, метнулись в разные стороны, он вынул изо рта недоеденный хлеб и придвинулся ближе к Цыгану.
- Голова, голова!.. - в испуге закричала Динка. - Надоело мне двадцать тысяч раз говорить про одну и ту же голову!
- Ох, не кричи так! Тебя же в экономии Песковского слышно! - прикрывая пальцами уши, засмеялась Мышка.
Грозу пронесло. Но гости уже вспомнили про Иоську и начали прощаться.
- Приходите еще! - ласково приглашала их Мышка.
- Придем как-нибудь... Часто-то нам нельзя. А вот вы приходите! пригласил Леню и Динку Жук. - Вы не думайте, у нас и квартира есть, и лампу мы зажигаем!
- Да где ж это всё? - недоумевала Динка.
- А вот придешь - увидишь. Мы в этот раз не потаимся. От своих таиться нечего! - прощаясь, сказал Жук.
Когда гости ушли, Мышка задумчиво сказала:
- Жалко мальчишек... И плохие они, и хорошие - всё вместе!
- Плохое с них нужно соскребать лопатой, а хорошее само заблестит, сказал Леня.
- Все равно, какие б они ни были, это родственные мне души, - заявила Динка.
Глава тридцатая
ОРЕХОВАЯ АЛЛЕЯ
Вечером снова перечитали письмо матери. Зная, что письма ее будут проверяться полицией, она писала коротко:
'Папу удалось перевести в тюремную больницу, у него затяжной плеврит. Приеду - расскажу подробнее. Думаю, что через неделю буду дома. Ждите телеграммы'.
Говорить было не о чем, надо было ждать подробностей от матери. Все трое сидели в тягостном молчании.
- Чтобы вылечить такую болезнь, нужен хороший уход. - сказала Мышка.
- Я думаю, мама все сделала в этом отношении... В Самаре много старых товарищей, - старался успокоить сестер Леня.
- Конечно. Мама не уедет так... - подтвердила Динка.
Мышка глубоко вздохнула:
- Тюрьма - это тюрьма... Как сказал этот Жук? В тюремной больнице не лечат, а калечат...
Разговор перешел на 'гостей из леса', как называл их Леня.
- Да! Я ведь все-таки ничего не знаю, где ты их нашла, Динка? Особенно вот этого черного, с белыми зубами. В его глаза прямо страшно смотреть.
- Да, этому Цыгану в зубы не попадайся... Видно, жизнь у него была не сладкая, вот и ненависть лютая.
- Чепуха, - сказала Динка. - К своим он очень добрый, а врагам так и надо!
- Но кто же они такие все-таки? - спросила опять Мышка. Динка вкратце повторила всю историю своего знакомства с лесными гостями. Против ожидания Мышка не ужасалась, не ахала, а, наоборот, живо сказала:
- Я бы пошла с тобой вместе! Ты очень смелая, Динка, но безрассудная, тебе всегда нужен рядом человек с трезвой головой... Но все-таки, значит, эти мальчишки шляются по базарам, занимаются мелкими кражами и на это живут?
- Нет... Может быть, и нет... Жук продавал корзинки, они сами их плетут. Может, и живут на это? - предположила Динка.
- На это жить нельзя. Их четверо, да еще мать Конрада, того студента. Не стоит закрывать глаза, все- таки они промышляют воровством. Жаль, что не удалось хорошенько расспросить их об этом политическом. Одного имени мало, надо бы знать фамилию и где он работал. Может, кто-нибудь среди рабочих и знал его...
- Конечно. Он, несомненно, был связан с товарищами. Ну, я думаю, они еще появятся, - улыбнулся Леня.
Проводив Мышку на станцию, Леня сразу ушел на огород. Динка тоже избегала его. На душе у нее было смутно и нехорошо. Вчерашнее раздражение и желание отомстить уступило место глубокой грусти. Казалось, что из-за этой размолвки долголетняя детская дружба навсегда порвалась и никакими силами невозможно теперь вернуть то время, когда они так радостно бросались навстречу друг другу, торопясь поделиться накопившимися новостями.
'Что же это случилось, что же случилось?' - мучительно думала Динка, одиноко сидя на пруду и боясь вернуться домой, чтоб не встретиться лицом к лицу с Леней.
Тоскливое одиночество, невознаградимая потеря и страстное желание понять, что же все-таки
