- Ничипор Иванович, - шепотом подсказал Леня.
- Ну вот, веду гостя до вас, - сказал Ефим, пропуская вперед солдата. Знакомься, Ничипор Иванович!
Солдат подал всем руку и сел. Огня на террасе не зажигали.
- Наделал я вам хлопот, - стесняясь, сказал солдат.
- Ну, какие хлопоты! Живите, не беспокойтесь, а там мы что-нибудь придумаем, - сказала Марина.
- Ничего, земля велика, я, может, уеду куда. А этим гадам, извиняйте за выражение, недолго нам холку тереть. Вот придут с войны хлопцы, тогда другое будет...
Солдат неожиданно разговорился.
- В деревнях народ темный, но и тот свое право понимает. Вот тут отправляли из села новобранцев, и я был. На проводах, значит. Хлопцы все молодые, солдатских щей не хлебали. Вот я им говорю: чью землю от врага защищать будете? Панскую? Ну ладно! Был и я такой же, как вы. Шел, сражался, голодный, разутый. А за что сражался? Пришел назад калекой, без ноги. Ну пойду я сейчас к пану, скажу: я, пане, вашу землю защищал, за ваши богатства да за именья дрался, а кто ж теперь меня, калеку, на работу возьмет? Ну? Что мне пан на это скажет? У меня, скажет, батраков с руками, с ногами хватает, а ты отвоевался, солдат, иди проси милостыню. Вот, говорю, хлопцы, надо вам тоже мозгами пораскинуть да умных людей послушать... - Солдат говорил спокойно, светлые глаза его из-под бровей смотрели на всех внимательно и серьезно. Многому научит война да еще госпиталь, кто туда попадет. Везде есть умные, понимающие люди...
Разговор с солдатом затянулся допоздна.
Потом Леня отнес на чердак кошму и подушку, помог солдату подняться по ступенькам лестницы.
Утром Марина с Леней уехали. Мышка поехала с ними, чтобы до госпиталя заглянуть на городскую квартиру.
- Я постепенно там все приберу, мама, все равно скоро переезжать, да и надоело мне здесь жить. Этим летом только и слышишь то про Павлуху, то про кулачье - нет, уж это не житье! - жаловалась она матери, подъезжая к городу.
- Рано еще переезжать. Ну что делать в такую духоту и жару на городской квартире? Динка будет бегать к Днепру, начнется новое беспокойство. Нет уж, посидим еще на хуторе. Здесь воздух один чего стоит, - ответила Марина.
Глава сорок девятая
ОТЪЕЗД ЛЕНИ
На другой день Леня собирался уезжать: его снова посылали с поручением к железнодорожникам. В городе Марина узнала, что о том товарище, который должен был привести шрифт, ничего не известно, поэтому решили срочно послать Леню.
- Ну вот, не успели мы полюбить друг друга, как ты опять уезжаешь, - ныла Динка.
- Так я же не сам еду, меня посылают, - складывая свой чемоданчик, говорил Леня. - Я же по делу. И только на два-три дня. Ты даже не успеешь соскучиться, как я вернусь назад, - успокаивал подругу Леня и, вспомнив, как утешал он ее в детстве, вытащил из кошелька серебряные монетки. - Вот, держи! Поедешь на станцию - съешь мороженого! Сколько хочешь съешь, только не объешься!
- Нет-нет! Я не объемся, душа меру знает! - обрадовалась Динка и, держа на ладони серебряные монетки, быстро подсчитала: два шарика шоколадных, два сливочных! - А это возьми, тебе же на дорогу дали!
- А что мне надо? Билет в кармане, доеду! Бери, бери... Купи шоколадку. Сегодня жарко, выпьешь ситро...
Но Динка решительно сунула ему лишние монетки в карман.
- Тебе тоже жарко. Сам выпьешь ситро. - Прощаясь, она крепко обняла Леню.
- Дина, не висни у него на шее! - недовольно сказала Марина.
- Почему это 'не висни'? Раньше висла, так никто не замечал, а теперь, когда у меня есть причина...
- Какая причина? - не поняла мать.
- А вот такая, что я невеста! - заявила Динка.
- Тьфу ты господи! Так невеста все-таки стесняться должна.
- Подумаешь, стану я притворяться! Ведь он сейчас уезжает! Пожалуй, простесняешься, так и не простишься!
- Ну что это - взрослый человек? - развела руками Марина. - Глупышка, и все!
- 'Глупышка, глупышка'... Сами вы хорошие! Другие рады спихнуть со своей шеи, расхваливают свою невесту, а вы меня только дурочкой делаете в глазах Лени и всякие палки в колеса ставите! - обозлилась Динка.
Леня расхохотался. Мышка от смеха поперхнулась молоком. Марина покачала головой и с огорчением посмотрела на Леню:
- Ну что ты хохочешь? Ведь ей уже не семь лет, чтобы болтать такие глупости!
- Ничего, мама, ничего! Я ее за это и люблю! - все еще смеясь, сказал Леня.
- Ну, если именно за это... - язвительно улыбнулась Марина и, взглянув на часы, заторопилась: - Собирайся, собирайся, а то еще опоздаешь! А ты, Дина, пожалуйста, не ходи провожать! Нечего там на дороге устраивать свои сцены! Невеста! - уже строго прикрикнула Марина, и все замолчали.
Когда Леня ушел, Динка побродила по саду, побренчала в кармане монетками и, вспомнив про мороженое, облизнулась.
'Сейчас поеду, наемся с горя. Ой сколько еще у меня недостатков, подумала она. - Ни один взрослый человек не будет с горя есть мороженое. Но я все-таки поем, потому что сегодня очень жаркий день!' Динка представила себе шоколадные и сливочные шарики на запотевшем стеклянном блюдце и побежала за Примой.
- Куда это? - недовольно спросила Марина, когда Динка подвела лошадь к крыльцу.
- Так... развеюсь немножко... - со вздохом сказала Динка, принимая на себя печальный образ невесты, которая только что рассталась с любимым человеком.
Обманутая Марина посмотрела ей вслед.
- Похоже, что Динка действительно очень переживает Ленин отъезд! - сказала она подошедшей Мышке.
- Да что ты, мама! Вот увидишь, вернется как ни в чем не бывало! Просто она любит из всего создавать трагедии!
- Никогда я не могу понять, как это в ней уживается: какая-то большая душевная глубина с полным легкомыслием, ум с глупостью, - медленно сказала Марина. - На свете не найдется двух людей, которые были бы о ней одинакового мнения. Один обязательно будет считать ее вчень глупой, другой - очень умной. Во всяком случае, в пятнадцать лет можно быть уже серьезной!
- Мы сами поощряем ее, мама. Вася всегда говорил... - начала Мышка.
- Анжеленок! - мягко прервала ее мать; в минуты огорчения она называла Мышку этим ласкательный уменьшенным именем. - Я не воспитывала Васю. И не хочу, чтобы ты думала и говорила его словами. Старайся всегда оставаться самой собой. Для Васи Динка закрытая книга. Может быть, он видит только одну страничку, и ему кажется, что этого вполне достаточно. Вася смешивает Динку со всеми детьми вообще, а в Динке много есть такого, что не всегда свойственно детям. Но, конечно, она легкомысленна. Я в пятнадцать лет была уже серьезной девушкой! - неожиданно закончила Марина.
Глава пятидесятая
ПРИЕЗЖИЙ
С тех пор как Динка получила седло, красивую уздечку и тоненький хлыстик с ремешком, надевавшийся на руку, поездки ее верхом приобрели особый смысл. Динке правилось воображать себя лихим наездником, приподниматься на стременах и, пригнувшись к гриве лошади, зорко глядеть вдаль. Перед каждым таким выездом она тщательно чистила Приму, расчесывала ей гриву и любовалась поблескивающими на ее лбу бляшками из черненого серебра.
- Ах, Прима, какая ты красавица! - в восторге говорила Динка.
Вспомнив, что когда-то Прима участвовала в скачках с препятствиями, Динка часто заставляла ее теперь брать мелкие барьеры, перескакивать через рвы.
- Не бойся, Прима, не бойся, голубонька, - ласково шептала она, наклоняясь к уху лошади и чувствуя, как у ней самой замирает от страха сердце.
Прима не боялась. Настоящее седло, туго укрепленное на ее спине, стремена, упирающиеся в ее
