смертью либо увечьями.
Обширное поле постепенно заволокло густое облако пыли, из которого доносилось конское ржание, молодецкое хеканье, кастрюльно-лязгающий звон сшибающихся мечей и неразборчивые вопли. Девицы оглушительно завизжали. На нижнем ярусе, где толпились простые воины, улюлюкали и вопили, подбадривая своих сюзеренов и покровителей. На верхних ярусах, отведенных для аристократии, присутствующие тщетно пытались сохранять предписанные хладнокровие и выдержку.
По хронометру фон Райхерта ожесточенная мясорубка всех со всеми длилась немногим более четверти часа. Участвовало в ней около тридцати человек, и треть из них по завершении боя покидала ристалище с посторонней помощью. Руководствуясь известными только им критериями, судьи провозгласили трех победителей – короля Ричарда, кого-то из шотландских дворян и старшего отпрыска аквитанского рода Бетюнов. Церемонию награждения Гунтер досматривать не стал, отправившись к шатрам бенедектинских монахинь на поиски черноокой Елены-Даниэлиды.
Праздник начался около пяти часов вечера, но мессир фон Райхерт опоздал. По вине киприотки, безупречно вежливо, но непреклонно отказавшейся куда-либо идти в том наряде, что был на ней в момент пленения и который она не имела возможности сменить. Пришлось сломя голову нестись к торговцам, где – надо отдать ей должное – миледи Хониата на удивление быстро сделала выбор, обзаведясь ало-черным бархатным сюрко, смотревшимся на ее роскошных формах откровенно вызывающе. Добавить к этому многочисленные золотые украшения в волосах и на запястьях, и итог получался весьма странным: византийка в одеждах европейской благородной дамы. У врат замка германец на миг даже струхнул – ну как с такой яркой и диковинной спутницей его не пропустят? – но распорядитель, отвесив гостям положенный вежливый поклон, без единого слова провел их на места за столом, стоявшим у подножья помоста для высоких особ.
Усевшись и расправив складки платья, Елена-Даниэлида с живым любопытством огляделась по сторонам, шепотом расспрашивая мессира фон Райхерта о том, кто есть кто среди франков. Направленные на нее со всех сторон заинтересованные мужские взгляды бессильно соскальзывали по ледяной броне полнейшего безразличия. То ли шкурой, то ли каким-то шестым чувством германец почуял, что становится объектом сдержанной зависти окружающих мужчин и неприязни женщин.
Действо катилось заведенным чередом. Краткая, на удивление лаконичная и емкая речь Ричарда Львиное Сердце, обращенная к верным соратникам и посвященная доблестной победе над врагом. Опрокинутые кубки и дружное бульканье вина, устремившегося в луженые рыцарские глотки. Завывание труб, первая перемена блюд, музыка, ответная речь Эдварда Шотландского. Вновь слаженное бульканье, «мессиры, поприветствуем нашего героя!.. и его… э-э… прекрасную даму!..»
Сдвоенный толчок под ребра: слева деликатный, от восторженно ахнувшей Хониаты, справа сокрушительный, от здоровенного и шумного мордоворота в цветах герцогства Нормандского – «мессир, вас приглашают к королевскому столу!»
Прогулка под нестройный грохот кубков о столы и каблуков по камням двора к помосту. Вежливо- протокольный взгляд Беренгарии («Веселой и категорически не средневековой, как однажды выразился Серж, девочки больше не существует, есть только Ее величество королева Английская…»). Тяжелая золотая чаша с темно-багровым вином в руках Ричарда, оглушительный ор в честь героя – а вино густое и кислое, с характерным смолистым привкусом.
Раскатистый бас Львиного Сердца, оповещающий всех и каждого: «И поелику кесарь Андроник есть наш вернейший союзник в деле спасения Гроба Господня из рук неверных, решено нами отправить нашего общего врага к его престолу, дабы он сам вынес ему надлежащий приговор… Поручение сие с радостью и доверием возлагаем мы на мессира фон Райхерта, дав ему в спутники и сопровождающие тех шевалье, на кого он укажет, и отряд числом не менее двадцати мечей, дабы оберегать его в многотрудном пути…»
Обратно Гунтер вернулся в несколько обалдевшем состоянии, пытаясь разобраться в услышанном. Его громогласный сосед был справа потеснен, рядом с ним нарисовался молодой де Фармер, упорно пытающийся завязать разговор с миледи Хониатой. Ромейка отвечала односложными «да» и «нет», однако своего спасителя-покровителя встретила более чем приветливо.
– Э-э… – многозначительно изрек германец, падая на скамью и вцепляясь в заботливо подсунутый Хониатой полный кубок. – Миледи Хониата, это шевалье де Фармер, в недавнем прошлом – мой сюзерен, а ныне верный соратник и лучший друг… Мишель, это благороднейшая леди Елена-Даниэлида… Слушайте, у меня все в порядке со слухом? Поправьте, если я ошибаюсь: Ричард только что высочайше распорядился отправить меня в Константинополь? Во главе посольства и с пленным Исааком Комниным в качестве живого подарка Андронику?
Две головы – светловолосая и темная – согласно закивали.
– Я с тобой? – немедля осведомился нормандец. – Смотри, как все замечательно складывается! Если выйдем в море через два-три дня, то, коли Господь будет милостив, спустя две седмицы будем в Константинополе! Мы, конечно, изрядно опоздаем, но, может, мессир Гай и Мак-Лауд все-таки нас еще дожидаются?
Договор, заключенный около хижины святого отшельника в баронстве Фармеров более трех месяцев назад, за странствиями, скитаниями и приключениями совершенно вылетел из памяти Гунтера. Теперь же, припомнив данное обещание, он с досадой треснул себя ладонью по лбу.
– Свиньи мы, шевалье, а не добрые католики, – с горечью изрек он. – Нет нам прощения и оправдания. У меня так просто напрочь из головы выветрилось, что к Рождеству мы намеревались встретиться в Византии. Думаю, наши друзья подождали-подождали, плюнули и подались по своим делам. В лучшем случае мы обнаружим оставленную ими записочку, извещающую нас о том, что они здесь были.
– Может, они еще и не добрались до… – начал де Фармер, заглушенный всплеском множества людских голосов. Оглянувшаяся через плечо Хониата быстро перекрестилась – справа налево, следя чуть расширившимися глазами за новым персонажем общего действа, появившимся во дворе замка Липена.
Новоприбывший без труда привлек к себе всеобщее внимание. Фантазия неведомого распорядителя – или пожелание нового владыки, Ричарда – решила, что самое время явить крестоносцам их неуловимого врага во плоти.
Бывшего кипрского базилевса вывели из какой-то неприметной дверцы, проведя по открытой галерее. Сопровождала его пятерка рыцарей в полной боевой выкладке, что, учитывая количество навешенных на Комнина цепей, было совершенно излишне. Он и передвигался-то с трудом, медленно переставляя ноги и мелодраматично лязгая кандалами.
– Бр-р, – передернулся германец. – Они переусердствовали. Пары наручников было бы вполне достаточно.
Мельком глянув по сторонам, германец с неудовольствием сообразил: здесь никто не разделяет его мнения. Слово «милосердие» по отношению к побежденному противнику не в почете.
Мучительно медленно, спотыкаясь и задерживаясь на каждой ступеньке, Исаак Кипрский спустился вниз, встав перед королевским столом. Гунтер решил, что, будь у него под рукой фотоаппарат, получился бы весьма неплохой исторический этюд: «Ричард Львиное Сердце и его поверженный враг». Воздвигшийся из- за стола во весь свой немалый рост торжествующий англичанин и приземистый коротышка киприот, за пару дней плена изрядно осунувшийся и словно бы утративший волю к жизни. Впрочем, желчности Комнина достало на то, чтобы в ответ на высокомерный вопрос Ричарда «Всем ли вы довольны, мессир? Не чинят ли вам каких неудобств?..» во всеуслышанье огрызнуться: «Разумеется, я всем доволен, кирие… вот только цепи малость тяжеловаты!»
Ирония в XII веке от Рождества Христова воспринималась славными освободителями Гроба Господня с изрядным трудом, однако в дальнем конце стола кто-то довольно громко расхохотался. Ричард на мгновение утратил самообладание, под маской торжественной надменности сверкнул раздраженный оскал… и тут короля Англии в кои веки осенил достойный ответ. Никем не подсказанный, придуманный совершенно самостоятельно.
– Цепи тяжеловаты? – грохнул повелитель Англии. – Мне говорили, остров Кипр славится своими серебряными рудниками? Так пусть, чтобы впредь ни один злой язык не заикнулся о том, что мы не уважили достоинство бывшего кипрского короля, ему скуют серебряные цепи!..
– Браво, – саркастично констатировал мессир фон Райхерт, не расслышанный в общем оглушительном гаме. – С этой фразой Ричард победным маршем войдет в историю. Серебряные цепи, надо ж до такого
