додуматься!
– По-моему, весьма достойный жест, – заявил Мишель. Как заметил германец, за несколько минувших недель отношение его молодого приятеля к сюзерену претерпело значительные изменения. Де Фармер по- прежнему скептически воспринимал фигуру Ричарда в целом, однако умудрялся выискивать в характере Плантагенета черты, заслуживавшие уважения либо подражания. Если дело так пойдет и дальше, – мрачно предрекал барон Мелвих, – к концу Крестового похода из Мишеля получится образцово-показательный рыцарь: воинственный, простоватый и туповатый.
Комнина увели, с галереи донеслась весьма нестройная и заунывная музыка, и развеселое празднество покатилось дальше. Подумав о том, что вскоре грядет Рожество, мессир фон Райхерт невольно содрогнулся – подобные торжества растянутся самое меньшее на две-три недели. Пусть Кипр настолько близок к Святой Земле, что даже шторма и ураганы из Африки не смогут помешать кораблям добраться до побережья Палестины, но неповоротливое Воинство Христово еще не скоро двинется в дальнейший путь. Плантагенет – невеликий стратег, но даже ему ясна простая мысль: без координации сил европейцев Поход обречен на провал. Где-то неспешно движется по болгарским землям огромное войско Фридриха Барбароссы, может быть, уже приближающееся к Константинополю. По всему выходит, что посланцам Ричарда придется не только вручать живой дар, но и быть посредниками между двумя армиями. Интересно, Львиное Сердце снарядит в далекий поход кого-нибудь из свитских, имеющих опыт в подобных делах, или по своей всегдашней непосредственности взвалит все обязанности на некоего бывшего обер-лейтенанта?
Чутье подсказывало Гунтеру, что последний вариант ближе всего к истине.
Сегодняшний день был последним, который мессиры фон Райхерт и де Фармер проводили в Липене. Завтра королевским посланникам, их эскорту и пленнику предстояло совершить переход в гавань Фамагусты, дабы сесть там на корабль и отправиться в далекое путешествие.
В крестносном лагере шла непрекращающаяся попойка, несколько облагороженная мыслями о пришедшем Рождестве. За отсутствием традиционной омелы на шатрах красовались связанные венками оливковые и кипарисовые ветви. Барон Мелвих наведался в ставшую почти родной шотландскую стоянку – там, оглушая присутствующих, гремел и ревел айстедфорд, песенное состязание бардов. Принц Эдвард, по долгу и высокому происхождению призванный в судьи, восседал на перевернутом бочонке посреди своих клетчатых подданных. Вид у него был меланхолический и смиренный.
В шатре Ричарда Львиное Сердце тоже распевали, но более проникновенно и возвышенно. Безошибочно опознав сладостные рулады де Борна и, что удивительно, выступавшую вторым голосом мадам Беренгарию, фон Райхерт плюнул и сбежал, покуда не зазвали на огонек. Его вынесло к палаткам бенедектинцев, где шла непрерывная рождественская служба, потом к самым стенам крепости, еле освещенным редкими факелами… и тут его окликнули.
Обернувшись на голос, вполне могущий принадлежать человеку почтенных лет, барон Мелвих изумленно заморгал и на всякий случай протер глаза рукавом. Не помогло.
«Вроде ж нарочно не пил сегодня, – тоскливо подумал германец. – Даже у скоттов, хоть и зазывали, всего кружку оля опрокинул. Не могло ж с одной кружки так развезти, чтобы призраки начали мерещиться!..»
– Грех неумеренного винопития, сын мой, тут вовсе не при чем, – язвительно обнадежило чудное видение, имевшее образ высокого старикана, седого, с двумя залысинами и лопатообразной, довольно неухоженной бородой. Облачен сей достойный муж был в выцветшую серую рясу, подпоясанную размочаленной веревкой. Если Гунтера не подводили память и воображение, старец должен был откликаться на имя «отца Колумбана». «Мученика, долготерпеливца и страстотерпца», как непременно добавлял сам святой отшельник, проживавший на землях барона де Фармера и в данный миг обязанный находиться вовсе не здесь, а на сотни лиг севернее. – Однако ж в рассуждениях своих ты не ошибаешься. Меня здесь нет и быть не может.
– С кем же я тогда разговариваю? – туповато уточнил мессир фон Райхерт, автоматически добавив: – С Рождеством вас, святой отец.
– И тебя тоже, дитя мое, – хмыкнул нормандский отшельник. – Можешь считать, что разговор ты ведешь со своей совестью. Кстати, как там поживает мой крестник?
– Карьеру делает, – склонив голову набок, германец попытался выяснить, не просвечивают ли через фигуру святого отца огни близлежащего лагеря. Вроде не просвечивали. Отец Колумбан вполне устойчиво стоял ногами в плетеных сандалиях на местной каменистой почве, не собираясь развеиваться обрывками тумана. – При короле нашем Ричарде подвизается.
– Это хорошо, – одобрительно покивал святой брат. – Я всегда говорил: обождите, из мальчика таки выйдет толк. Ну, а ты сам, Гуннар, уроженец будущих времен? Ты прожил здесь уже полгода. Каково себя ощущаешь?
– Странновато, – честно признался обер-лейтенант. – Привыкаю потихоньку. Баронство вот заслужил… на севере Шотландии. С гербом в виде белой вороны на лазурном поле. Если ж вы касательно нашего обещания, святой отец, то каюсь. Позабыли за всякими хлопотами и войнами. Но мы завтра отправляемся в Константинополь, вы не думайте!
– Отправляетесь – и правильно, – рассеянно согласился отец Колумбан. – Там вас ждут – не дождутся. Только, сын мой, видишь ли, в чем дело… Я, собственно, затем и пришел в сей дальний край, чтобы тебе сказать… Именно тебе, не Мишелю – он по молодости лет да неопытности моих слов покуда в толк не возьмет, – старец покряхтел, явно не зная, как перейти к главному. – Не скажу, чтобы я и сам их до конца уразумел… Только привиделся мне на днях во сне перекресток, вроде того, где я вас в дальний путь провожал. И вы все. Каждый из вас уехал по собственной дороге, а некий глас с Небес молвил вслед: «Се вышло время ученичества и пришло время выбора». Как думаешь, что бы это значило?
– Н-ну, мнэ-э… – несколько невразумительно откликнулся фон Райхерт, сомневавшийся в своем умении верно истолковывать вещие сны святых подвижников.
– Вот и я так думаю, – поддакнул старец. – Видно, явилось мне знамение того, что кончилось то время, когда вы нуждались в советах и наставлениях.
В шотландском лагере нестройным хором грянули нечто воинственное. Отец Колумбан прислушался и, взъерошив пятерней бороду, довольно крякнул:
– Душевно поют, аж слеза прошибает… Куда хоть вас занесло в ваших странствиях, сын мой?
– Это остров Кипр, – удивился вопросу германец. – Замок Липена неподалеку от города Никосии. Мы почти достигли Святой Земли.
– Кипр, Кипр, – пробормотал себе под нос святой отшельник, явно освежая в памяти начатки космогонии и географии мира. – Да уж, далековато. Что ж, благослови вас Господь в ваших начинаниях и делах, вас и тех, кто с вами заодно… – старик развернулся, явно собираясь уходить.
– Погодите, святой отец! – Гунтер наконец сообразил, что именно услышал, и здорово растерялся. Он как-то свыкся с мыслью, что их авантюрные замыслы были сперва выслушаны и одобрены отцом Колумбаном, в мудрости своей зревшим гораздо дальше и глубже кучки предприимчивых молодых людей. – Как же мы теперь справимся?.. Как узнаем, что надлежит совершить и что повлечет за собой ошибку? Скажем, захват Кипра. В моей истории… во временах, когда жил я, крестоносцы убили на покорение острова почти два года. Теперь же им понадобилось всего два месяца… потому что я им малость помог. Это хорошо или плохо? Скажется ли это на истории будущего, и если скажется, то каким образом?
– Того, Гуннар, я не ведаю, – с искренней печалью отозвался святой отшельник. – Всевышний рассудил, вам надлежит учиться самим отличать плевелы от добрых злаков, свершая в мире то, что вы сочтете разумным и правильным. Мне остается лишь уповать на вашу добродетель… а если таковой не сыщется, – он хмыкнул в бороду, – то хотя бы на ваш разум. Да, и еще. Ты приглядываешь за вашим третьим товарищем, тем, что угодил из еще более удивительных времен, нежели ты?
– Нет, – довольно резко заявил мессир фон Райхерт. – Я не сторож брату моему. К тому же у него и без нашей помощи все прекрасно получается. Он освоился здесь куда быстрее, чем я.
Наставительная проповедь, которую рассчитывал услышать германец, так и не прозвучала. Старый священник удрученно покивал лысеющей головой, сгинув также незаметно и беззвучно, как и появился. Мгновение назад он вроде стоял напротив, но стоило германцу на миг отвести глаза – и перед ним осталась только потрескавшаяся кладка старой крепостной стены.
«Рассказать Мишелю? Нет, наверное, не стоит, – ошарашенный и озадаченный Гунтер брел через
