Иоганн Вольфганг Гете
Рейнеке-лис
Предисловие
С августа по декабрь 1792 года и с мая по август 1793 года Гете в качестве приближенного герцога Веймарского участвует во французских походах австро-прусских войск. Поэт был свидетелем знаменитой канонады под Вальми, закончившейся, как известно, победой французских республиканских сил над интервентами. В отличие от большинства своих современников, охваченных мещанским страхом перед ширящимися революционными событиями и далеких от того, чтобы верно оценить грандиозность происходящего, Гете был одним из первых умов Германии, понявших общественно-историческое значение французской революции. Известно его высказывание поело боя при Вальми, когда к вечеру 20 сентября 1792 года стало очевидным, что армия, защищающая революцию, стойко отразила нападение коалиции феодально-монархических государств: «С нынешнего дня возникает новая эпоха во всемирной истории, и вы можете сказать, что присутствовали при ее зарождении».
Однако понять — не означало для Гете принять. Революция представляется ему разрушительной силой, вызывает прежде всего эстетический протест. Гете неоднократно говорит в это время о своем желании найти в искусстве убежище от бурных событий действительности. Такими настроениями и было продиктовано обращение поэта к одному из выдающихся памятников средневековой литературы, сатирическому эпосу о плутнях Рейнеке-лиса, широко известному в X—XV веках по своим латинским, французским (большая часть французских вариантов «Романа о Лисе» относится к XIII веку), средне- верхненемецким, нидерландским и другим версиям.
Эпическая поэма Гете (поэт сам говорил, что это нечто среднее между переводом и переделкой) имеет своим непосредственным источником нижненемецкую поэму «Reineke de Vos», напечатанную в 1498 году в Любеке и переизданную в 1752 году Готшедом с немецким переводом и гравюрами ван Эвердингена.
Гете приступает к переложению ее в гекзаметры в последних числах января 1793 года, продолжает эту работу во время нового похода войск антифранцузской коалиции и заканчивает по своем возвращении в Веймар.
«Я предпринял эту работу, — пишет он 2 мая 1793 года Якоби, — чтобы в течение прошедшей первой четверти этого года отвлечься от созерцания мировых событий, и это мне удалось». Достаточно, однако, познакомиться с содержанием эпической поэмы о Рейнеке-лисе, чтобы увидеть, сколь относителен был «уход» поэта от политических проблем своего времени, о котором так любят говорить создатели пресловутой теории об «олимпийстве» Гете. «Рейнеке-лис» — широкая панорама общественной жизни феодальной Германии, произведение, проникнутое неприятием феодально-буржуазных порядков, позволяющих в равной степени терзать народ и державным львам, и свирепым волкам, и хищникам «нового типа», которые умеют обделать свои делишки не грубой силой, а хитростью и коварством. Произвол власть имущих, развращенность духовенства, продажность судей, ненасытная жажда наживы «сильных мира сего» — вот вполне конкретные приметы как средневековой, так и современной Гете действительности, против которой направлено сатирическое острие поэмы.
«Рейнеке-лис» вышел отдельной книгой 11 июня 1794 года (второй том «Новых сочинений» Гете).
Как глубоко актуальное произведение поэма Гете была воспринята лучшими из его современников. Шиллер, давший восторженный отзыв о, «Рейнеке-лисе», где он справедливо отмечает великолепный юмор поэмы, скрывающийся за нарочитой объективностью тона, пишет через два года после опубликования «Рейнеке»:
«Якобы много веков назад это создано было. Мыслимо ль это? Сюжет словно сегодня возник».
Обличительный пафос этой «несвященной мирской библии», как охарактеризовал «Рейнеке-лис» сам Гете, демократическая тенденция поэмы — вот что составляет се непреходящее значение, привлекая живой интерес современного читателя.
Песнь Первая
Троицын день, умилительный праздник, настал[1]. Зеленели
Поле и лес. На горах и пригорках, в кустах, на оградах,
Песню веселую вновь завели голосистые птицы.
В благоуханных долинах луга запестрели цветами,
Празднично небо сияло, земля разукрасилась ярко.
Нобель-король созывает свой двор[2], и на зов королевский
Мчатся, во всем своем блеске, вассалы его. Прибывает
Много сановных особ из подвластных краев и окраин:
Лютке-журавль и союшка Маркарт — вся знать родовая.
Ибо решил государь с баронами вместе отныне
Двор на широкую ногу поставить. Король соизволил
Без исключения всех пригласить, и великих и малых,
Всех до единого. Но… вот один-то как раз не явился:
Рейнеке-лис, этот плут! Достаточно набедокурив,
Стал он чураться двора. Как темная совесть боится
Света дневного, так лис избегает придворного круга.
Жалобам счет уж потерян, — над всеми он, плут, наглумился, —
Гримбарта лишь, барсука, не обидел, но Гримбарт — племянник.
С первою жалобой выступил Изегрим-волк. Окруженный
Ближней и дальней родней[3], покровителями и друзьями,
Пред королем он предстал с такой обвинительной речью:
«О мой великий король-государь! Осчастливьте вниманьем!
Бы благородный, могучий и мудрый, и всех вы дарите
Милостью и правосудьем. Прошу посочувствовать горю,
Что претерпел я, с великим глумленьем, от Рейнеке-лиса!
Жалуюсь прежде всего я на то, что неоднократно
Дерзко жену он бесчестил мою, а детей покалечил:
Ах, негодяй нечистотами обдал их, едкою дрянью, —
Трое от этого даже ослепли и горько страдают!
Правда, об этих бесчинствах давно разговор поднимался,
Даже назначен был день для разбора подобных претензий.
Плут соглашался уже отвечать пред судом, но раздумал
И улизнуть предпочел поскорее в свой замок. Об этом
Знают решительно все, стоящие рядом со мною.
О государь! Я бы мог обо всем, что терпел от мерзавца,
Если б не комкать речь, день за днем говорить, хоть неделю.
Если бы гентское все полотно превратилось в пергамент[4],
То и на нем не вместились бы все преступленья прохвоста!
Дело, однако, не в том, но бесчестье жены моей — вот что
Гложет мне сердце! Я отомщу — и что будет, пусть будет!..»
Только лишь Изегрим речь в столь мрачном духе закончил,
Выступил пёсик, по имени Вакерлос, и по-французски
Стал излагать[5], как впал он в нужду, как всего он лишился,
Кроме кусочка колбаски, что где-то в кустах он припрятал!
Рейнеке отнял и это!.. Внезапно вскочил раздраженный
Гинце-кот и сказал: «Государь, августейший владыка!
Кто бы дерзнул присягнуть, что подлец навредил ему больше,
Чем самому королю! Уверяю вас, в этом собранье
