СВЯЩЕННЫЙ ХАДЖ В ДЕМЕНТИЕВКУ Детям?войны?посвящается
Всех моих БЛИЗКИХ в Харькове…
Прошел год. Точнее, почти полтора. Это случилось прошлой зимой. В январе 2005-го. Я
работала тогда в пресс-службе областной администрации. Видимо, номер рабочего телефона
в кабинете не менялся еще со времен обкома партии и был «забит» в справочники СССР.
У меня зазвонил телефон.
—?Алло! С вами будет говорить Таджикистан.
—?Таджикистан?!
Я подумала,?разыгрывают коллеги. Но у меня нет ничего общего с Таджикистаном. Да и
фантазия ни у кого дальше, чем «Алло, это бухгалтерия, зайдите, пожалуйста, за зарплатой», никогда не доходила. Я сама так делала. Звонишь в соседний кабинет, сообщаешь о зарплате, выходишь в коридор и наслаждаешься стремительным бегом коллег в сторону заветной двери
бухгалтера.
В трубке послышались помехи и сильный акцент.
—?Это Харьков? Алло, Харьков? Харьков?
Мужчина кричал. Кричал с каким-то надрывом, было слышно, он сильно волнуется.
—?Да, это Харьков. Я вас слышу, говорите!
Две минуты мы пытались наладить связь. Как радисты. Хотя мне показалось, он услышал
меня сразу, просто не мог поверить, что дозвонился.
—?Здравствуйте. Это правда Харьков?
Мне, конечно, льстило быть целым городом, и в другом случае я бы обязательно ответила:
«Нет, это всего лишь одна двухмиллионная его часть», но шутить было неуместно. Тем более
что со мной говорил Таджикистан.
—?Да, это правда Харьков. Что случилось?
Я сформулировала вопрос именно так. В том, что что-то случилось, сомнений не было.
Мужчина заплакал.
—?Сейчас. Минуту. Мне очень трудно говорить. Минуту.
Очень странная ситуация. Взрослый мужчина, по голосу ему было лет шестьдесят, рыдал в
трубку. Что говорить? Как себя вести?
Женщины могут плакать по-разному. У меня есть подруга, которая манипулирует
мужчинами, используя плач. Причем материальные ценности измеряет исключительно
литрами пролитых слез. Так и говорит, выбирая в магазине очередной парфюм: «Хорошие
духи. Дорогие. Два каприза делов». Шуба в ее системе координат стоит трех истерик. А
поездка в Египет равна пяти дням ровного, полусухого нытья. Плач от несправедливости и от
сострадания, слезы для подруг и для любимого. Это целая система передачи эмоций. Для
женщин.
Когда плачет мужчина, я теряюсь. Это всегда трагедия.
—?Я тридцать лет искал могилу отца. Мне пришел ответ. Сегодня. Я направлял запросы во
все города бывшего Советского Союза. Мне пришел ответ. Я вам сейчас прочту.
Помехи исчезли. Я слышала в трубке, как дрожат руки мужчины. Он разворачивал
бумажный листок. И читал.
—?Сообщаем вам, что ваш отец погиб в боях под Харьковом. Вы слышите, ПОД ХАРЬКОВОМ.
Я слышала. Слышала и понимала, что если он читает с листа и там так и написано: «в боях
под Харьковом», то это почти нигде. «Подхарьков», конечно, сильно сузил географию поиска
по просторам бывшего СССР. Но все равно это огромная территория.
—?Что мне делать??—?спросил мужчина.
Что я могла ему ответить?! Ведь в тот момент я не была Аней Гин, я была Харьковом. А он
—?Таджикистаном.
—?Приезжайте. Найдем.
Возможно, я слишком много на себя взяла. Но любой другой ответ был бы глупым и даже
абсурдным. Человек всю сознательную жизнь шел к этому бумажному листку. Найти в
справочнике более подходящий телефон? Организации ветеранов? Службы поиска? Да мало
ли кто был компетентнее меня в этих вопросах? Но по-другому ответить этому человеку я не
могла.
—?Да? Можно приезжать? Спасибо! Как Вас зовут? Что с собой нужно взять? Я хочу
приехать в мае. В День Победы. В день шестидесятилетия Победы!
—?Да, конечно, приезжайте. Возьмите с собой паспорт и ЭТУ бумагу.
Он звонил еще раз в марте. Его звали Садык. В паспорте Содык Содыкбоев. Он снова плакал
и спросил, ничего ли не поменялось в связи со сменой власти на Украине? Я успокоила его. Он
спросил, какой у меня размер?—?объяснил, что непременно должен привезти мне в подарок
таджикский национальный костюм.
Из школьного курса «Пятнадцать республик?—?пятнадцать сестер» (это ежегодная
демонстрация костюмов братских республик) я вспомнила только косички. Девочку на роль
Таджикистана непременно брали с темными длинными волосами и заплетали много
