—?В смысле? — спросила я.
—?В прямом! — ответил товарищ.
Пользуясь воскресеньем, мой друг решил проверить уроки сына-пятиклассника. На глаза
попался учебник «Зарубежная литература». Открыл. Прочел. Не понял. Позвонил. Разбудил
жену, удостоверился, что не сошел с ума, и перезвонил снова. Потом перезвонил еще как
минимум трижды, и с каждой новой главой читал на тон выше. На пункте «рекомендовано для
внеклассного чтения» перешел на фальцет. Через час я знала наизусть программу зарубежной
литературы за 5-й класс. Контрольный в голову выглядел так (дословно):
—?Нет, ты чуєш!? Травка зе-ле-ні-є! Сонечко бли-щить! Ластівка з весною в хату к нам
летить!
—?Угу, а можна, я напишу тільки зе-ле-ні-є?
Не смешно, решил товарищ и повесил трубку. Впереди его, видно, ждала математика.
Неподготовленный советский родитель был в шоке. Шкала несгибаемых ценностей
рассыпалась, как пазлик.
«Зачем переводить Пушкина детям, понимающим русский??— возмущался он. — Нет, я
понимаю, зачем переводить классику, и ничего не имею против Пушкина по-японски, но
нашим-то зачем?»
Вопрос спорный. Спорить не хотелось. На самом деле я прекрасно отношусь к украинскому
языку. Не к разговорам о том, как нам, украинцам, стыдно его не любить, а к настоящей, колоритной мове. Обожаю. В институте мы часами слушали Остапа из Полтавы, о чем бы он ни
рассказывал?—?это был шедевр. Потрясающий язык, пересказать невозможно, я даже
половины аналогов не находила в русском. Некоторые фильмы и мультфильмы с хорошим
украинским дубляжом мне нравятся значительно больше, чем в русском варианте, а «Енеїду»
Котляревского я перечитывала раз восемь. Короче, к мове я со всей любовью, а к переводам —
так себе.
Я пошла к соседке и спросила, в каком классе учится ее дочь. У нее было 3 дочери-
школьницы, и, по теории вероятности, одна должна была быть в пятом. Мне повезло.
Олександр ПУШКІН (1799?—?1837). Вступ до поеми «Руслан і Людмила». Для вивчення
напам'ять.
Может, я не очень хорошо розумию державну мову, но у меня, честно говоря, ассоциация
четкая?—?кот, к дубу прикованный цепью, и кружит, бедняга, вокруг дуба по строго
определенному диаметру.
Тут совсем неясно. Мало того, что украинская русалка почему-то спит, она еще и бледная.
Хотя, может, она и прилегла потому, что заболела?! Оригинальная пушкинская, если мне не
изменяет память, бодрствовала. По крайней мере, на ветвях сидела и не выказывала никаких
признаков недомогания.
В детстве словосочетание «следы невиданных зверей» вызывало ощущение сказочности, чувство необыкновенного и диковинного. Не буду терзать этимологию словосочетания
«Нечуваных страхить», но, читая ребенку на ночь, я бы эту строчку «случайно» пропустила.
Не знаю, кто такой «дозорець», но как-то неудобно перед дядькой получилось. Он, по
Пушкину, вроде как главный у витязей прекрасных, а в сочетании с украинскими
междометиями «та ще й» звучит пренебрежительно, типа?—?еще и этот, как его… дозорець.
Я, конечно, не претендую, но коль семь строк автор выдержал так близко к тексту,
