Я потерял контроль над собой, когда Брюн в первый раз применила магию. Но вся та боль, что она причинила мне, ничто по сравнению с той болью, что я испытываю сейчас.
Дашенька, моя милая девочка. Обаятельная умничка. Сколько было вложено в тебя, сколько женихов бы валялись у тебя в ногах. Господи, я жалел, что у меня нет сына. Теперь у меня нет и дочери. Разве сын был бы так ласков со мной, разве мне бы так хотелось жить ради него?
А ведь Карл, если бы захотел, мог единолично править областью с самого начала. Он мог тогда расстрелять всех нас. Но он не захотел. Когда я спросил его, почему, он ответил: «Я побоялся, что мне будет скучно среди этих медведей. Ты наполовину немец… я подумал, что нам будет о чем поговорить».
А мне теперь поговорить попросту не с кем.
Лот миновал церковь, которую в народе называли Пьяной. Это место посещал почти каждый свадебный кортеж. По русским обычаям, после собственно венчания гости и молодые ехали «кататься» по округе. Обычай требовал от молодоженов переехать семь мостов. Пьяная церковь стояла сразу за первым, Синим мостом, который находился ближе всего к Новгороду. И если до седьмого моста доезжали немногие, то уж хотя бы один мост пересекали все.
Тачстоун выбрался на шоссе и двинулся в сторону города. Лот медленно шел мимо танка — памятника времен Второй мировой войны. Это был настоящий танк Т-34. Его поддерживало в сохранности Новгородское общество ветеранов всех войн. Танк стоял на бетонном пьедестале. Почти до середины гусениц он утопал в пластмассовых венках. Их принесли сюда весной в честь празднования той, старой Победы. О ней теперь помнили лишь ревнители старины. На длинном стволе пушки висели венки из свежих цветов, оставленные многочисленными новобрачными. Резко пахли цветы, кисло воняло шампанским. Видимо, кто- то впопыхах разбил бутылку.
Когда Лот почти миновал танк, из-за него появился серебристый силуэт. Лот узнал Карла и замер на месте. Призрак медленно приблизился. Лот разглядел черные крылья, благодаря которым Шмеллинг держался в воздухе. Он неторопливо помахивал ими, поднимая легкий ветер. На бледном лице Карла темнели черные провалы глаз.
— Если тебе опять нужна моя энергия, чтобы ожить, — сказал Лот негромко. — То пожалуйста, бери ее. Бери всю. И прости меня, Карл. Жаль, что меня одного не хватит, чтобы оживить еще и Брюн.
Призрак улыбнулся и поднял руку. Лот закрыл глаза. Он помнил, как это больно, когда из тебя высасывают жизнь, пьют твою суть. Тачстоун ощутил легкое, очень холодное прикосновение. Карл похлопал его по плечу — дружески, успокаивающе.
Но больше ничего не произошло.
Лот открыл глаза.
Карл все еще висел перед ним. Шмеллинг отдал Лоту честь в той резкой манере, в какой это было принято в немецких частях — выкинув руку почти вертикально вверх.
И исчез.
Лот проглотил подкативший к горлу комок и пошел дальше.
Вскоре он увидел огни улицы Гагарина. Лот хотел добираться по окружной дороге, не заходя в город, но вспомнил, что дома может быть Лена. И девушка должна была уже очень проголодаться. Тачстоун свернул в сторону огней. Миновав вал, Лот зашел в небольшой круглосуточный магазинчик. Лот накупил полуфабрикатов — быстрых в приготовлении, хотя и не очень вкусных. Кулинария все еще работала, несмотря на поздний час. Тачстоун догадался, почему. Все, кто ехал на сожжение упырей, не могли миновать этого магазинчика. Торговля шла бойко.
Лот ощутил, что очень хочет есть. А ему предстояло еще больше половины пути с тяжелой сумкой в руках. Тачстоун зашел в кафетерий. Он купил бутерброд с ветчиной и сыром и большую чашку горячего шоколада. На утомленной продавщице была фирменная униформа этой сети магазинов — красный кокошник и фартук. Именно Брюн ввела моду на горячий шоколад в Новгороде. Шоколад из автомата, который продавщица налила Лоту в картонный стаканчик с симпатичным Петрушкой — торговым знаком заведения — был, конечно, бледной тенью по сравнению с тем, который готовила Брюн. Лот подумал, что этот шоколад — нечто вроде прощания с уходящей Брюн. Он сам чувствовал ложный пафос этих мыслей, и стыдился его. Но слеза, скатившаяся по щеке Тачстоуна и упавшая в шоколад, была самой настоящей.
Лот допил шоколад и покинул магазин. Было около трех часов, самая глухая пора ночи. Стало по-настоящему холодно. Тачстоун пошел быстрее, чтобы согреться. Когда он миновал темную громаду завода, выпускавшего жевательную резинку, то услышал сзади шум мотора. Звук нарастал, приближался. Лот сошел на обочину и засунул руку в карман. Сегодня пистолет один раз подвел своего хозяина, но это не была вина доброго оружия.
Машина догнала Тачстоуна и остановилась. Лот обернулся, щурясь от света фар.
Дверца «Истры» открылась, из нее высунулся Ирвинг.
— Если ты домой, — сказал он брату. — То садись к нам.
Лот с усилием улыбнулся и кивнул.
Он с трудом втиснулся на заднее сиденье автомобиля, рассчитанного, по его ощущениям, на каких-то карликов. Это нельзя было отнести к конструктивным особенностям национального бренда. Большинство русских, которых знал Лот, были весьма рослыми и крепкими людьми. Теперь он разглядел, что за рулем сидит послушник Пётр. Тачстоун несколько успокоился за собственную жизнь — этого парнишку он знал. Петр был совершенно равнодушен к спиртному.
— Ты продуктов накупил, — сказал Ирвинг, заметив сумку. — Черт, а вот я не сообразил! Ты такой хозяйственный, Лот. Это просто здорово.
Говоря так, он тревожно вглядывался в лицо брата.
Хотя бы один человек, который искренне любил Лота и переживал за него, остался в живых после этой жуткой истории.
— Поехали, — сказал Лот и захлопнул дверь.
Дома Лены не оказалось.
Да оно было и к лучшему.
Брюн освоила технологию уничтожения отражения в ноосфере быстрее, чем Карл. Справившись с заданием, она умчалась за Дашей. Карлу пришлось повозиться. Его эфирный слепок был более значителен по размерам и мощности, и глубже отпечатался в сознании жителей Новгорода. Да и изображений Шмеллинга за годы его жизни здесь успело накопиться немало. Карл порадовался, что свое время отказался от бронзового бюста. Подхалим- архитектор предлагал установить памятник на центральной площади города.
Теперь Карл сидел на обзорном балкончике. Ноги он закинул на ажурную решетку ограждения. В одной руке Шмеллинг держал сигарету, и время от времени затягивался. В другой у него был бокал с сухим вином, привезенным из Аргентины. Раскрытую книгу Шмеллинг положил рядом с собой на столик так, чтобы Локи тоже мог видеть костры на берегу. Рыжий бог сидел на странице и смотрел в темноту.
Карл прощался с Новгородом и замком Быка.
— Почему-то всегда, откуда бы я ни уходил, за моей спиной оставались пылающие костры, — сказал Шмеллинг.
— Важно не что ты оставляешь за собой, — ответил на это Локи. — А что ты с собой приносишь.
