присяге!
Монахи запели молитву. Все присутствующие стали по очереди подходить к папе и прикладываться к руке.
Графиня Тосканская поманила детей к себе и, расточая гостям ослепительные улыбки, злобно прошипела:
– Стыдно! Вести себя не умеете!
Потом, цепко схватив детей за локти, вы вела их из зала.
Они прошли по полутемному сводчатому коридору и остановились у маленькой неприметной двери в стене. Графиня бесшумно распахнула дверь и втолкнула детей в почти неосвещенную нишу.
– Запоминайте все, о чем будут говорить! – приказала графиня. – Если они подпишут какую-нибудь хартию или секретный эдикт, постарайтесь утащить бумаги и принести мне. И чтоб никто не догадался!
Дверца захлопнулась. Дети остались в полной темноте. Женя протянул руку и нащупал плотную бархатную портьеру. Как начинается История, обязательно какая-нибудь тайна! Второй раз ему предстоит подслушивать чужие разговоры. Пора бы привыкнуть. Однако Жене было как-то не по себе. Он отнюдь не боялся ни гнева графини, ни тех, за кем ему приказано шпионить. Его смущало присутствие Аллы. Впервые в жизни наедине с девочкой… Поэтому мысли его путались, и он никак не мог понять, зачем же графине понадобилось прятать их в потайной нише.
– Графиня-то строгая. Как наша директриса, – прерывистым шепотом сообщила Алла. – А почему папа сказал, что король не умеет читать?
Отвлекающий вопрос сразу вернул Жене уверенность.
– Средневековье. Упадок культуры. Феодалы почти поголовно неграмотны.
– Женька, какой ты умный! – восхитилась девочка.
Женя почувствовал, как кровь прилила к лицу. Хорошо, что хоть темно.
– Алка, – вдруг охрипшим голосом прошептал мальчик, – смотри не проябедничай ребятам! Мы с тобой сидели в погребе, ясно?
– Вот здорово! Люблю секреты. Женька, а на каком языке они говорят?
– Должно быть, на немецком.
– Красота! И мы понимаем?
– Я – да. А ты – не знаю.
– Что я, ненормальная? Все понятно. Как в кино. А ведь я по-немецки ни бум-бум. Здорово придумано! Лучше, чем в театре. Женька, а сейчас мы тоже на немецком говорим?
– На русском, балда.
– Сейчас за «балду» получишь…
В другом конце комнаты заскрежетала дверь, послышались шаги. Очевидно, слуги внесли свечи, так как внизу, под занавесом, пролегла светлая полоска. Шаги стихли. Дверь захлопнулась.
– Ну, Генрих, присаживайся, отдохни, – раздался знакомый голос папы Григория VII. – Небось, намаялся?
– И не спрашивай, Григорий, – ответил голос короля Генриха IV. – Ловко мы эту сцену разыграли, ничего не скажешь. Только уж очень утомительно. Примирение в Каноссе! Ну, теперь мне известны имена всех моих врагов. Они, кретины, обрадовались, надеялись, что получат свободу. Ну, погоди, я их в бараний рог скручу! Досадно только, что малость простудился.
– Это мы мигом исправим, – захихикал папа. – Налью тебе согревающего. Перцу добавить?
– И так сойдет.
Забулькала какая-то жидкость. Король смачно крякнул и тяжело плюхнулся на скамью.
– Обжигает здорово! Нет, без Каноссы никогда бы я не узнал, кто мне враг, а кто друг. Молодец, Григорий! Твоя идея.
– И тебе, Генрих, спасибо, – ласково забубнил папа. – С этого дня все короли передо мной будут трепетать. А нормандец Роберт первым прибежит.
– Зря, Григорий, ты меня неграмотным обозвал. Я не то, что Роберт, немецкий и латынь разбираю.
– Извини, Генрих, увлекся.
– Чего уж считаться… Кстати, как насчет обещанных десяти тысяч?
– Вот в мешке золото. Услуга за услугу. Только ты мне расписочку оставь на всякий случай.
– С удовольствием. Пиши: «Каносский эдикт», в скобках – «Совершенно секретно»…
Заскрипело перо. Генрих уверенно диктовал:
– «…Я, нижеподписавшийся, божьей милостью император Священной Римской империи, король Германии Генрих Четвертый, подтверждаю, что за поход в Каноссу и за трехдневное стояние босиком на снегу получил от папы Римского Григория Седьмого десять тысяч золотых талеров».
Деньги нужны позарез! Это не пиши. Так, порядок.
– Расписочку я сохраню, мало ли что может быть – пригодится, – сказал папа. – Спрячу, конечно, надежно. А теперь давай бери мешок, я тебя потайным ходом выведу. Выждав, когда все смолкло, Женя приподнял занавеску и проскользнул в комнату. На дубовом столе он увидел, пустую чашу, недопитую бутыль. Под трехсвечовым бронзовым канделябром лежал исписанный лист бумаги. Женя схватил его и аккуратно свернул, трубочкой. Сердце мальчика учащенно билось. В его руках драгоценнейший документ. Сенсационное открытие! Переворот в Истории! Оказывается, свидание в Каноссе было чистейшей «липой», ловкой сделкой двух интриганов.
Мальчик прошмыгнул обратно в нишу, сунул бумагу Алле:
– На, держи. Это потрясающе. Потом все объясню. А сейчас, скорее к графине.
Белое платье графини мелькнуло в конце коридора. Ни слова не говоря, она впилась своими длинными пальцами в плечи детей и потащила Женю и Аллу вверх по крутой винтовой лестнице. В спальне графини пол был устлан медвежьими шкурами. Пламя свечей отражалось в круглых зеркалах с золотыми финтифлюшками. Графиня присела за туалетный столик. Глаза ее лихорадочно блестели.
– Ну?
– Ваше сиятельство, – заикаясь от волнения, начал мальчик. – Король приезжал в Каноссу не просить прощения, а… Все было подстроено заранее… Это обман… Деньги…
На красивом лице графини появилась тонкая улыбка.
– Глупый паж! Тебе еще рано заниматься политикой. Каносский эдикт подписан?
– Да, – пролепетал пораженный такой осведомленностью Женя.
– Отлично. Заносчивый Генрих сам подписал свой приговор. Теперь он в моих руках. Давай сюда бумагу!
Женя обернулся к Алле. Девочка растерянно похлопала по своей широкой юбке и густо покраснела.
– Кажется, я… я его оставила там. Глаза графини сузились.
– Если через минуту документ не будет у меня… – ножка графини ткнула медвежью голову, – я с вас обоих шкуру спущу!
Дети кубарем скатились с лестницы.
– И как ты умудрилась, потерять листок? – с досадой воскликнул Женя.
– Я… взяла его, а потом куда-то сунула… даже не знаю.