Как глупо было бы, если единственные знамения конца света были бы ниспосланы именно мне - разочарованному и едкому, недалекому и необразованному, трусливому и сомневающемуся, неспособному стать ни спасителем, ни даже пророком… Мне, принимающему божественные откровения за паранойяльный бред! Готовому добровольно отдать себя на растерзание психиатрам, едва услышав описанные в учебной литературе по шизофрении
И как странно было бы, если бы оказалась несостоятельной и христианская, и иудейская, и мусульманская эсхатология, а верный сценарий конца света был бы предсказан языческими жрецами с полуострова Юкатан! Если бы задобренные вырванными из груди, еще бьющимися человечьими сердцами кровожадные майянские божки были бы более честны со своими почитателями, нежели всепрощающий Иисус, просветленный Будда и гордый Магомет…
Я вновь стоял на перепутье, и мне опять нужен был совет. Поразмышляв, я решил обратиться к моему испытанному, хоть и своенравному наставнику - Э. Ягониэлю. Без труда отыскав в глоссарии не самый очевидный для такой книги термин «Апокалипсис», я попал на четыреста третью страницу.
И Ягониэль не подвел - сразу взял быка за рога.
«Для религий Мезоамерики характерны представления о повторяющихся циклах сотворения и разрушения. И ацтеки, и майя были убеждены, что Вселенная уже прошла через четыре таких цикла и сейчас находится в пятом, в котором Земле суждено погибнуть из-за землетрясений.
Немало копий было сломано современными учеными при попытке вычислить точную дату майянского Армагеддона - и их любопытство вполне можно понять. По наиболее достоверным на сегодняшний день данным, расчет будет выглядеть следующим образом. Длина каждого из циклов созидания и разрушения составляла тринадцать Бактунов - т.е. около 5200 лет. И сам Армагеддон, несущий смерть вырождающимся народам и всем живым существам на Земле, должен наступить в последний день тринадцатого Бактуна.
Вера майя в цикличность устройства мироздания была абсолютна, так же как и их убежденность в неотвратимости грядущего Апокалипсиса. Полностью полагающиеся на своих звездочетов и прорицателей, индейцы Мезоамерики превратили всю историю своей цивилизации в один большой самоосуществляющийся гороскоп. Под диктатом астрологии оказались не только жизни отдельных представителей племени, но и судьба всей культуры. Безусловная, непререкаемая вера в то, что мир приговорен к уничтожению, и точная дата его краха доступна для вычисления смертными, стала своеобразной адской машиной с часовым механизмом, заложенной под майянскую цивилизацию.
Эта вера, несомненно, давала майя и ацтекам определенные преимущества по сравнению с другими народами, а именно время подготовиться к Армагеддону. И если с классическими майя все более или менее ясно, то представления о конце света у ацтеков, а также тольтеков, и, соответственно, завоеванных и подпавших под их влияние поздних майя представляют большой интерес.
Дело в том, что народы этих культур, так же как и майя, вели круговой календарь с пятидесятидвухлетним циклом. В него укладываются три принятых у майя системы летоисчисления - основанная на 260-дневном годе («цолькин»), на 360-дневном («тун») и 365 -дневном («хааб»). Ровно раз в пятьдесят два года или, если угодно, хааба, исполнялось 73 цолькина, замыкались на целых значениях и все три вида недель - девятидневная, тринадцатидневная и двадцатидневная. Словом, круг проворачивался до конца, после чего отсчет начинался заново. Как раз в последние дни этого большого пятидесятидвухлетнего цикла у ацтеков и тольтеков наступал период очищения и подготовки к вероятному Армагеддону. Обычаи и традиции эти весьма любопытны и могут оказаться полезными до сих пор.
Итак, в последние пять дней большого цикла мир застывал на краю бездны. Мало кто в те времена жил больше шестидесяти лет, поэтому на памяти почти всех индейцев, которым доводилось застать эти проклятые дни, такое происходило впервые. Однако они самым доскональным образом воспроизводили все отточенные их предками ритуалы, ведь для каждого из них угроза конца света была не только реальной, но и более чем вероятной.
В преддверии Апокалипсиса мир наполняли злые духи. Они выходили из лесов, просачивались сквозь трещины в земле, поднимаясь на поверхность из мрачных глубин, всплывали со дна рек и озер. Они могли оставаться невидимыми или принимать как человеческое, так и звериное обличье. Встреча с рыщущими на воле демонами сулила беззащитным людям порчу, долгие болезни и даже смерть.
Чтобы уберечься от духов, индейцы на пять долгих дней превращали свои деревеньки и города в своеобразные астральные крепости. Все жители прятались по домам, и ни при каких обстоятельствах не покидали их в течение этих пяти дней, причем особенный запрет касался детей и беременных женщин. Наружу ВЫХОДИЛИ только опытные воины, вооруженные особыми колдовскими копьями, заговоренными против демонов. Сменяясь, они держали оборону своих городков, обходя пустые улицы днем и ночью и отпугивая бесов. В самом начале этого странного периода требовалось погасить все огни, так как свет и тепло пламени могли привлечь духов. Обязательно полагалось разбить всю имевшуюся в доме посуду. Все пять дней необходимо было провести в приготовлениях к концу света: в страхе, в смирении и в молитвах.
В последнюю, пятую ночь мужчины поднимались на крыши своих домов, рассаживались на них и, обратив взоры на восток, терпеливо ожидали восхода Солнца. Боясь даже перешептываться между собой, они бесконечно долго вглядывались в черный пустой горизонт. Никто не знал, поднимется ли светило вновь над покорно приготовившимся к закланию мирозданием. Каждый индеец понимал, что Солнце может больше никогда не взойти, и тьма воцарится во Вселенной навек, предвещая скорый ее распад, как и записано в священных книгах.
И только когда оно, наконец, озаряло далекие темные холмы и кроны деревьев, они спускались вниз и возвещали своим близким благую весть: мрак рассеялся, мир пощажен - по крайней мере, еще на пятьдесят два года».
Зачарованный нарисованной Ягониэлем картиной, я застыл посреди кухни с книгой в руках. Эти пять страшных дней накануне конца света, описанные им, напомнили мне мою собственную жизнь в последние недели. Не владея опытом защиты от злых духов, который за свою тысячелетнюю историю накопили индейцы, я оказался почти в таких же условиях, но был куда более уязвим. У меня не было заколдованного копья, и я не знал, что горящий свет может накликать духов. Я не стану бить фамильное венецианское стекло и богемский фарфор даже теперь, и все, что мне остается - в сотый раз подкрасться к дверному глазку, боязливо заглянуть в него, подергать ручку и вернуться к себе на кухню, единственное место в мире, где я чувствую себя в относительной безопасности. За моим порогом клубится тьма, в моем дворе бродят разбуженные безалаберными конкистадорами демоны сельвы, и мне не позволено сойти с этой призрачной тропы, хотя я не понимаю, зачем ступаю по ней и куда она ведет…
«До Нового года осталась одна минута!», - сообщил диктор и смолк, давая слушателям возможность в веселом переполохе разобрать фужеры под шампанское, запалить бенгальские огни, потушить свет и ослабить проволоку на той самой бутылке.
