– Подкрасишь, – не расстроился неунывающий повар.
Ошибиться в Ванечкиной профессии было невозможно: белая куртка (действительно белая, Надежда даже пятнышка не нашла), белые штаны и высокий белоснежный колпак.
– Раздевайся, – суетился вокруг нее Борщев. – Садись к окну – лучшее место.
Надежда благодарно согласилась. Сидеть и смотреть в большое, без переплета, окно на беспокойную московскую улицу было и в самом деле приятно.
А уж когда одноклассник принес дымящуюся тарелку бесподобнейшего борща…
Надежда быстро перестала задавать себе вопрос, зачем она сюда приехала.
Тарелка была большая – такая, какой и должна быть по определению, – то есть глубокая. Семенова сразу подумала о том, как бы поделикатнее не доесть половину. Пока придумывала – доела все.
По телу сразу разлилась приятная теплая истома.
Однако праздник еще не закончился.
Ванечка – все в том же одеянии и колпаке – на вытянутых руках гордо нес еще одно, парящее изумительно вкусным паром блюдо. На этот раз – с пельменями.
– Пам-пара-рам! – сам себе изобразил фанфары Борщев и водрузил блюдо на стол. – Лично лепил. Исключительно для тебя.
– А для остальных посетителей? – уточнила гостья. – Им не положено, что ли?
– Ну, и для остальных посетителей, – не смущаясь, согласился Борщев. Он на секунду убежал и вернулся с двумя соусницами: в одной – сметана, в другой – майонез. Локтем Ванечка прижимал к боку бутылку с кетчупом.
– Ну, теперь вроде все, – оценил он убранство стола и сел напротив Надежды.
Несколько секунд они, улыбаясь, смотрели друг на друга.
– Ты ешь, ешь, – прервал молчание Ванечка. – В них – никакой свинины: только курица, телятина и баранина.
– А ты чего, борец со свининой? – поинтересовалась Надежда.
– Нет, но, говорят, так полезнее. Плюс не отпугиваем мусульман.
– И иудеев, – для полноты картины добавила Семенова.
– Нет, у них там с кошером свои заморочки, – отверг предположение Борщев, легко употребив малораспространенный термин.
– А ты что, и в этом специалист? – уважительно спросила женщина.
– Была идейка с этническими кафе, – объяснил Ванечка, – но не сложилось.
Они смотрели друг на друга и жалели, что столько лет не общались. Ванечка вообще глаз с Надежды не сводил.
А у нее настроение повышалось от одного его вида. Вряд ли это была любовь – по крайней мере, никакого физического влечения она не испытывала, – просто ей было хорошо с ним рядом.
– Я ж тебя со школы обожаю, – наконец признался Борщев.
– Ага, – не поверила Надежда. – То-то тебе всего четверть века понадобилось, чтоб меня на пельмени пригласить.
– Нет, я гораздо раньше тебя нашел, – Ванечка стал серьезный. – Но мне сообщили, что ты уехала в Америку на ПМЖ.
– И ты рванул за мной в Америку? – подколола Надежда.
– Куда там! – не стал спорить Ванечка. – Я решил, раз тебя не найти, жениться на такой же.
– Это что-то новенькое. Удалось?
– Да. Трижды.
Не успела Семенова переварить сообщение, как он протянул ей фотографии. Женщины, на них изображенные, и впрямь здорово походили на Надежду.
– Бедняга, – пожалела она друга. – Так с тремя и живешь?
– Нет, по очереди. Женился – разводился.
Семенова, беседуя с Ванечкой, потихоньку теряла чувство реальности. И чувство юмора тоже.
– А что ж разводился?
– Плохие характеры, – смешно развел руками Борщев. – Если честно, просто стервозные.
– Так и у меня такой же, – вдруг дошло до Надежды.
– Это точно, – до обидного легко согласился Ванечка.
– Не боишься, что буду четвертой?
– Нет. С тобой хотя бы есть за что страдать.
В Надеждином мозгу промелькнула неприятная мысль про деньги – все же дама она состоятельная. Промелькнула и исчезла.
Потихоньку, за разговором, исчезла и внушительная гора тоже невероятно вкусных пельменей.
– Аж дышать трудно, – созналась Семенова. – Три недели диеты коту под хвост.
– От хорошей еды не толстеют, – не согласился Ванечка.
Надежда в утешительную сентенцию не поверила: сам Борщев образцом стройного мужчины точно не являлся.
– А хочешь, пойдем погуляем, – предложил повар.
Она, подумав, согласилась. Уходить не хотелось, время до следующей встречи еще было.
Ванечка на минутку отошел и появился уже в джинсах и куртке. И даже без колпака. Надежда ожидала увидеть под колпаком сверкающую лысину, однако там оказались редеющие, но еще вполне приличные каштановые пряди.
Они под ручку, пешком пошли гулять по тихим бауманским дворикам.
Вскоре выяснилось, что Борщев разбирается не только в пельменях. Семенова сама провела в этих краях пять студенческих лет и набродила немало километров. Но не знала ни про церковь, где крестили Пушкина, ни про Зверевский центр. Последнее, впрочем, она и знать не могла: в ее времена постоянно поддатый и безумно талантливый художник Зверев известен был крайне узкому кругу ценителей несоветского изобразительного искусства.
Они никуда не заходили – просто неспешно шлялись по узким переулкам. Здесь даже спешащих людей – признака столицы – почти не было. Если и попадались прохожие, то или местные, в основном пожилые жители, или такие же, как они, бесцельно гуляющие.
Встретившуюся на пути пару-тройку небольших современных бизнес-центров парочка постаралась просто не заметить.
Полтора часа пролетели очень быстро.
– Вот и сожгла все калории, – порадовал ее Ванечка.
– Значит, зря кормил? – улыбнулась Надежда.
– Ничего не зря, – рассудительно объяснил друг-повар. – Ты удовольствие получила?
– Еще какое! – честно призналась Семенова. – И от твоего угощения, и от прогулки.
– А говоришь, зря.
Прощались около ее машины.
Надежда заметила оценивающий взгляд Ванечки. Нет, она не сомневалась в искренности его намерений: он и в детстве не был расчетлив или жаден. Она сомневалась в другом: может ли состоятельная женщина встречаться с поваром?
Опять же, ей с финансовой стороны от Ванечки точно ничего не нужно. Да и он столько лет искал Семенову не ради ее кошелька.
Просто когда мужчина по социальному статусу много ниже женщины – нужно, чтобы это устраивало обоих. Природа же в среднем заложила обратные подходы.
И еще вопросик. Может, даже более важный, чем первый. По крайней мере – на следующие две недели.
Сможет ли она увидеть в круглом и самодостаточном Ванечке желанного мужчину? Пусть даже не на всю жизнь, а на какое-то время.
Надежда вдруг остро почувствовала, как ей хочется любви. И как она только существовала в «автономном плавании» все эти годы?
