– Я очень негламурный? – вдруг спросил Ванечка, взяв ее за руку.
– Очень, – ответила Семенова.
Сам напросился. К тому же его всю жизнь тянет к стервам.
– А хоть какие-то шансы у меня есть? – Он даже подрастерял свою веселость.
– Не знаю, – вздохнула Надежда. – Ну что, давай прощаться?
– Давай, – невесело сказал Ванечка. Сейчас он был совсем не так напорист, как при встрече.
Она села в машину, завела двигатель.
Он так и стоял перед парковкой. Не махал рукой, не посылал воздушных поцелуев. Просто стоял и смотрел на Надежду.
Она уже начала сдавать задним ходом, как вдруг решилась.
Остановилась – с уже высунутым на проезжую часть багажником, – открыла окно и крикнула:
– Ванечка, а в командировку с нами поедешь? У нас тут автотуризм намечается, до Пскова.
– Поеду, – воспрял Ванечка. – Только у меня машины нет.
– Это не страшно, – отмахнулась Надежда. – Но там могут и другие проблемы возникнуть. Сразу предупреждаю.
– Это не страшно, – повторил ее слова Борщев. – Я огромен и ужасен. – Он снова был весел и доволен жизнью.
– О,кей! – закончила Семенова. – Я тебе позвоню в ближайшие два дня.
– Буду ждать! – заорал Борщев, перекрикивая гудки остановившихся автомобилей, водители которых искренне проклинали тупую овцу на маленькой «Ауди».
Надежда средним пальцем левой руки продемонстрировала мужланам неприличный жест и, вырулив- таки на проезжую часть, стартанула вдоль улицы – заряженный мотор ее небольшой машинки позволял многое.
Настроение у нее явно поднялось. Получится с Ванечкой или не получится – или даже не с Ванечкой, – будущее покажет. И она в это будущее хочет верить. И уже немножко верит.
Значит, привет настоящему.
А там – будь что будет.
Глава 18
В итоге компашка у автотуристов подобралась внушительная.
Ефим даже попросил дружественную автофирму предоставить им «Фольксваген мультивен» – микроавтобус на семь мест, с полным приводом и увеличенным на пять сантиметров клиренсом. Обещал этакий расширенный тест-драйв по российским зимним дорогам. Туда-сюда – больше тысячи километров. По возвращении – полновесный фоторепортаж.
А иначе никак не усаживались, либо на двух машинах ехать, что неудобно.
И никого не высадишь.
Вичка привела Игумнова – ведь именно он должен был снимать фильм об ужасных коррупционерах, – следовательно, сама твердо рассчитывала на место.
Ефим попытался было усомниться в ее правах: главное-то – не снять, а показать по центральному каналу, и Игорь Игумнов, как выяснилось, был еще не в той весовой категории, чтобы это пробить.
Пробил будущий показ – по крайней мере, обещал поспособствовать – совсем другой человек, высокопоставленный милицейский друг Ефима Береславского. В отличие от прежних времен, милиционерам тоже пришлось учиться сложной и многомерной науке «паблик рилейшнз». Самые талантливые, похоже, освоили: иначе некоторые грабительские схемы выглядели бы вообще неприступными.
Короче, Вичкин вклад стал менее значительным, чем ожидалось поначалу. Но тем не менее высадить Вичку не удалось: она оказалась не менее упертым персонажем, чем ее мама.
Следующие два места занимали Надежда Владимировна и ее новый старый друг, вечно улыбающийся Иван Петрович Борщев. Сначала он своей постоянной улыбкой здорово раздражал Береславского. А может, и не улыбкой, а тем, что как-то уж слишком молниеносно занял место рядом с Семеновой, на которую у беспринципного профессора имелись в поездке свои планы.
Впрочем, позже Ефим вынужден был признать, что Ванечка – его так звали все, даже Вичка – действительно хороший мужик, компанию никак не отягощавший.
Еще должна была ехать Вера Ивановна, однако, слегка простыв, Бабуля сама отказалась от этой идеи, чтобы не создавать сложности окружающим.
Незадолго до отъезда к путешественникам присоединился еще один пассажир.
Он сразу вызвал у предводителя только положительные эмоции: добрый, умный, рукастый – что еще требуется от человека в походе? Вичка, похоже, не была в восторге от этой новости, но Бориска, имевший особые заслуги перед семьей, проявил настойчивость и сейчас занимал не самое удобное, зато честно заработанное место на третьем ряду сидений.
Последний член экипажа появился, как ему и положено, в последний момент. Можно сказать, вскочил в отъезжавший вагон.
Это произошло следующим образом.
Ефим завтракал, Наталья, жена, хлопотала рядом. Она всегда нервничала, когда супруг собирался в очередную поездку. А развитая за годы совместной жизни интуиция подсказывала ей, что Ефим опять вляпался в какую-то небезопасную историю.
Наталья еще помнила нервное времечко, когда пули влетали через окно прямо в их спальню[2].
Пожарив неугомонному любимому яичницу, сделав тосты со сливочным маслом и налив большую, специально купленную кружку горячего какао, жена уселась напротив, подперев подбородок рукой.
Ефим Аркадьевич, не забывая жевать, внимательно посмотрел на супругу. Не как каждый день, мельком, а внимательно.
Да, Наташка старела. Морщинки вокруг глаз и губ стали заметны. И давно не ходила в парикмахерскую – седые пряди нахально выбивались из прически.
Сердце Ефима дрогнуло от сочувствия к верной подруге: для мужчин этот процесс тоже безрадостен, но обычно гораздо менее трагичен.
– А ты чего к косметологу не сходишь? – спросил он. – Раньше ж регулярно моталась на свою, – он запнулся, вспоминая мудреное слово, – мезотерапию.
– Так денег не стало, – развела руками Наташка. – А что, я теперь очень старая, да? Заметно сильно?
– Да брось ты, Наталья. Мне вообще не заметно.
Здесь он был почти честен: Ефим Аркадьевич не то что новую морщинку слабо замечал, он даже когда Наташка подстриглась, устав от длинных волос, умудрился и этого не заметить.
Но Наталья расстроилась всерьез. Ничего не сказала, повернулась и тихо вышла в другую комнату.
Ефим, засопев, стал раздумывать над ситуацией.
Для Наташки он сделал бы все. Когда у нее в правой груди обнаружилась опухоль, Наталью лечили лучшие доктора, и пока не выяснилось, что новообразование безопасно, – Береславский даже свой знаменитый аппетит потерял.
Но там он хоть чем-то мог помочь: связями, друзьями, деньгами – на ее лечение деньги бы точно нашлись, даже если б ему пришлось остаться без любимого, хоть и поношенного, «Ягуара».
А здесь он чем поможет? Остановит ход времени? Найдет где-нибудь в Гималаях – а что, для бешеной собаки семь верст, даже в гору, не крюк – эликсир вечной молодости?
Если б и мог, этого бы не сделал. Ни для себя, ни для Наташки.
Потому что остановить ход времени, пусть и самым волшебным эликсиром, это значит отнять будущее у собственных детей.
Нет уж, Ефим, если доживет, предпочтет старость и естественный уход обкрадыванию рожденных им же потомков.
Наташка сейчас сидит в спальне и тихо плачет: за тридцать с лишним лет знакомства они угадывали друг друга, как фокусники. А действенного рецепта, как ее развеселить, все не находилось.
