Чуть не умрет от работы, от алчности старясь до срока.
Все ж, как украли овец, от болезни попадали козы,
Сбор все мечты обманул, и за пахотой вол уморился, —
В горе от всех неудач, хватает он в полночь кобылу,
Держит, разгневавшись, путь он прямо к хоромам Филиппа.
«Вижу, Вольтей мой, жесток ты к себе и не в меру усерден».
«Нет, — отвечает Вольтей, — назвать меня надо несчастным,
Если ты хочешь найти для меня подходящее имя.
Гением, правой рукою твоей, Пенатами всеми
Я заклинаю тебя: верни меня к жизни ты прежней!»
Кто только раз хоть заметил, сколь то, что покинул он, лучше
Нового, что он искал, — пусть скорее вернется к былому.
Меркой своею себя измеряй и своими шагами.
Цельсу ты Альбиновану, писцу в провожатых Нерона,
Муза, прошу, мой привет передай с пожеланьем успеха.
Спросит он, как я живу, — ты скажи, что хорошего много
Я обещал, но живу кое-как и не сладко. Причина
Вовсе не в том, что побило лозу, что засохла олива
Иль что болеет мой скот на лугах, от меня отдаленных.
Вот в чем беда: хоть душа у меня слабее, чем тело,
Все не хочу я узнать и понять, что пойдет ей на пользу.
С верными ссорюсь врачами, всегда на друзей раздражаюсь,
Вредного все я ищу; избегаю того, что полезно.
В Риме я Тибура жажду, а в Тибуре — ветреник — Рима.
Как поживает, его расспроси, как справляется с делом,
Как себя держит и как он с Тиберием ладит, с когортой?
Скажет коль он: «Хорошо», — то сейчас же ты вырази радость.
Но не забудь ему вот что шепнуть на ушко потихоньку:
«Если ты в счастье таков же, как был, то и мы таковы же».
Друг мой Септимий один, без сомнения, понял, насколько
Ты меня ценишь, Нерон, ибо он меня просит и молит
Все об одном: чтоб тебе указать на него с похвалою,
Как на достойного быть в числе приближенных Нерона.
Если он верит, что я облечен правом близкого друга,
Значит, он лучше меня, что могу я, и видит и знает.
Многое я говорил, чтоб его не обидеть отказом,
Но убоялся, не счел бы, что я притворяюсь слабейшим,
Силу тая от него, о своей только думая пользе.
В ход я решился пустить мою деликатную дерзость,
Ежели ты не сердит, что для друга я стыд забываю,
В круг свой его ты введи и признай его храбрость и честность.
Фуску, любителю Рима, привет с пожеланьем здоровья
Шлю я — любитель села; в одном лишь этом с тобою
Сильно расходимся мы, в остальном же почти близнецы мы,
Братья душой; как один, так другой отвергаем и хвалим
Оба одно мы, кивая друг другу, как голуби, сжившись.
Ты гнездо сторожишь, восхваляю я прелесть деревни:
Скалы, обросшие мохом вокруг, и ручьи, и дубравы.
Что же еще? Я царем себя чувствую, только покину
То, что возносите вы до небес при сочувствии общем.
Хлеб простой для меня ведь лучше медовых лепешек.
Если нам следует жить, согласуя желанья с природой,
Если, чтоб выстроить дом, нам нужен удобный участок,
Знаешь ли место еще ты, пригодней деревни блаженной?
Где есть зимы теплей? Где ветер приятней смягчает
Ярость созвездия Пса и Льва разъяренного скоки,
Только начнут уязвлять его солнца палящие стрелы?
Где прерываются сны заботой завистливой реже?
Пахнет трава иль блестит хуже камешков, что ли, ливийских?
Чище воды, что в ручьях торопливо сбегает с журчаньем?
Часто деревья растят среди пестрых колонн, восхваляют
Дом, пред которым полей простор открывается взору:
Вилой природу гони, она все равно возвратится,
Тайно прорвавшись, она победит пресыщенье больное.
Кто отличить, как знаток, не умеет от пурпурной ткани
Шерсть что впитала из мха аквинского краску не больший
Тот потерпит ущерб, не сильнее он мучиться будет
Нежели тот, кто лжи отличить не умеет от правды.
Будет сильней потрясен. Неохотно, конечно, оставишь
То, что ты слишком ценил. Избегай же богатства: под бедной
Кровлею лучше нам жить, чем царям и царским любимцам
Более сильный в бою, олень прогонял постоянно
С общего луга коня; после долгой борьбы утомленный,
Конь человека помочь умолил — и узду получил он.
После ж того, как, врага победив, он ушел горделиво,
