она уже несколько дней ночует у мамы!
— У мамы? — рассеянно пробормотала Сауле, переворачивая блин. — Почему у мамы?
— А я знаю? — рассердилась Таня. — Едва переехала — мама притопала посмотреть, как я устроилась, ну и…
— Что — «ну и»?
— Нарвалась на Лизавету, естественно! Ее ведь в шкаф не спрячешь, я уж о Кешке и не говорю. Этот гад кривоногий на любой звонок в дверь так зверски лает, будто в лоскуты гостей порвать готов!
Сауле налила в сковородку новый блин. Обернулась к подруге и с любопытством спросила:
— И что ты сказала маме?
— Ну, правду… почти.
— Почти — это как?
— Что девчонка у меня поживет, пока с ее матерью разбираются. Мол, в детский дом пса брать отказываются, а без него Лизавета туда не пойдет, сбежит, чертовка. Вот я ее и пригрела… временно!
— А Лизавета слышала, что ты несешь?
— Вот еще! Мы на кухне разговаривали, они с Кешкой в комнате телевизор смотрели.
— А потом?
— Потом — суп с котом. Мама Лизавету рассмотрела и сразу сюсюкать принялась — мол, солнышко, деточка, да разве так можно… — Таня смущенно хмыкнула. — В ванну ее потащила!
Сауле вздрогнула и едва не уронила на пол готовый блин. Уложила его на высокую парующую стопку и изумленно воскликнула:
— Разве ты ее не выкупала, как в квартиру привела?
— Помоешь эту дикую кошку, как же! — возмутилась Таня. — Я ее честно в ванную загнала, мочалку дала, шампунь, мыло, что еще нужно нормальному человеку? Футболку чистую купила, трусики, шорты, носки, тапочки…
— Нет слов! Ты ж сама должна была ее отдраить, ребенок еще маленький, Лизавете только шесть!
— Ребенок! Убоище это, а не ребенок! И потом — шесть лет, это не два и не три. Ей осенью в школу!
— Кто бы спорил, — проворчала Сауле, возвращаясь к сковородке. Налила следующий блин и буркнула: — А дальше что?
Таня пожала плечами и оскорбленно прошипела:
— Представляешь, мне на любое слово огрызается, а тут… И в ванну залезла как миленькая, и косички дала себе заплести, и молчала как рыба, пока мама ее крутила, тискала, в щечки целовала, только краснела, как рак вареный…
— Зря злишься. Лизавета еще маленькая, ей ласка нужна, — вздохнула Сауле.
— А ее сокровище кривоногое хоть бы раз на маму рыкнуло! — возмущенно крикнула Таня. — Молчал, гад голохвостый, будто ему пасть скотчем заклеили! Еще и хвостом перед мамой пол мел!
Сауле засмеялась. Заглянула в кастрюлю и порадовалась: теста осталось совсем немного, блинов на пять.
Таня тоже заглянула в кастрюлю. Стащила со сковородки подрумянившийся блин и с полным ртом прошамкала:
— Прикинь, мама сказала — хорошо, не при Лизке! — что не может мне доверить ребенка. Мол, я сама нуждаюсь в присмотре — а мне на днях двадцать пять исполнится, четверть века, с ума сойти! — поэтому Лизаветой она сама займется…
— И что?
— И пригласила ее к себе! На пельмешки! Обещала сказку рассказать перед сном интересную. Я думала, Лизавета ее отошьет, а она… — Таня в сердцах махнула рукой.
— Но сегодня же вы вместе, — примирительно улыбнулась Сауле.
— Потому что мама с папой в театре, — буркнула Таня. — А я Лизавете сразу предложила сюда пойти, она, зараза, к вам с Китенышем почему-то неровно дышит…
Таня снова заглянула в комнату. Вернулась и язвительно заметила:
— Воркуют, как два голубочка! А третий — в ногах у них дремлет, прямо ангел небесный, а не тигра саблезубая…
— Не злись!
— Да я и не злюсь, правда… — И Таня неохотно призналась: — Я собственница, знаешь ведь. Пусть Лизка мне и не нравится, но…
— Понятно: она твоя.
— Вот-вот. Теперь она мою маму бабушкой зовет, папу — дедушкой, а меня будто и не существует. Ходит за мамой хвостиком, следом Кешка таскается как приклеенный, мама млеет, прикинь, а ведь Лизка ей никто…
— А ты ревнуешь?
— Ну… наверное.
— И глупо. Радоваться должна, что мама часть проблем с тебя сняла. Ведь, если честно, ты не знала, что с Лизаветой делать и как с ней общий язык найти. Зато теперь вы можете стать почти подругами…
— Вот уж спасибо — нашла подругу!
— Это ты зря: девочка старше своего возраста и очень умненькая…
— Ты же только что уверяла: она маленькая?
— Одно другому не мешает.
— Да ну тебя!
И Таня ехидно напомнила Сауле о дне рождения и сказала о предстоящем разводе. Она вообще-то не собиралась говорить о Женьке и неминуемой встрече с ним: зачем пугать заранее? — но сейчас мстительно сообщила и об этом.
Таня с интересом наблюдала за реакцией подруги. Почему-то казалось: Сауле испугается и постарается переложить разговор с «мужем» на нее. Мол, не видела его, когда «расписывались», не хочу видеть и сейчас.
Реакция подруги ее удивила. Сауле предстоящий развод не испугал, скорее, смутил, у нее даже уши покраснели. Сауле так поспешно отвернулась к плите, пряча лицо, что едва сковородку на пол не смахнула.
— Так-так-так… — протянула Таня, мучительно напрягая память. Пыталась вспомнить все последние разговоры с Китенышем или с Сауле, но ничего интересного в голову не приходило. — Вижу, ты тоже против развода не возражаешь…
— Почему «тоже»? — смущенно пискнула Сауле.
— Потому что твой так называемый муженек…
— Я не замужем!
— Ну, если взять юридическую сторону вопроса…
— Татьяна!!!
— …то очень даже, — невозмутимо закончила Таня.
Она буравила взглядом затылок подруги, но Сауле упрямо не оборачивалась. Слила прямо из кастрюли последнее тесто и поставила сковороду на плиту.
— Тоже — это я о твоем супруге… ладно-ладно — фиктивном! Это ему вдруг приспичило разводиться, он, видите ли, наконец нашел Золушку…
— Золушку?
— Ну да. Это он так обозвал свою девицу. Теперь, наверное, женится по-настоящему, иначе зачем ему развод?
— А-а-а…
— Признавайся, Саулешка, ты тоже с кем-то познакомилась?
Сауле замерла у плиты, будто окаменела. Таня хмыкнула: ну надо же, скромница! И все втихую! Хоть бы словечком обмолвилась, подруга, называется…
Над сковородкой показался дымок, Таня бросилась к плите, грубо оттолкнув Сауле. Блин спасать было
