можем избавиться от него, и здесь он просто из-за моей… моей… а, какая разница?!»
Мысль, что завтра мы выберемся из проклятого болота, взволновала меня. Я долго лежал на спине, разглядывая мерцавшие в темном небе звезды.
Сейчас казалось: через пару месяцев, а то и раньше, мы будем вспоминать наш неудачный поход со смехом. Даже ночная вылазка Витька за хлебом уже не покажется преступлением, а Лилькины нытье и эгоизм забудутся.
Я неожиданно понял, что совершенно не жалею об этих кошмарных днях, вырванных нами у вполне благополучного лета.
Не пойди мы в поход, я бы так и не узнал, что на легкомысленного Серегу можно положиться. И что глуповатый – внешне! – Вован гораздо надежнее талантливого Витька. И по-житейски мудрее.
А Лена…
Мое лицо жарко вспыхнуло.
Я покосился на мирно посапывавшего рядом со мной зверя и почему-то подумал, что наш разговор с ним – обычная выдумка. Мои собственные фантазии. Бред начинающего шизофреника.
Я столько раз мечтал о необычном, что теперь наделил прибившегося к нам зверя человеческим интеллектом. Напридумывал столько, что сам запутался.
Сам теперь не пойму – что Гору от нас нужно? Хочет доказать, что мы хуже, чем есть? Но мы не хуже. И не лучше. Мы – обычные.
В голове еще крутился наш странный и несвязный диалог, что-то неосознанно тревожило меня, но мысли постепенно путались, и я, наконец, уснул.
Глава 17
Последние испытания
Неугомонный Вован разбудил нас чуть свет. Солнце еще не поднялось из-за леса. Лишь верхушки далеких деревьев горели огнем да небосвод постепенно терял свою молочную предрассветную белизну и окрашивался лазурью.
Поднимались мы тяжело. Ноги подкашивались, изо рта у меня отвратительно несло ацетоном, голова кружилась.
Почему-то резко похолодало. А может, нам это с голодухи казалось. Мы дрожали и зябко кутались в свои спортивные куртки, заскорузлые от подсохшей болотной грязи.
Светловолосая и голубоглазая Лилька вообще казалась прозрачной, ее лицо мало чем отличалось по цвету от глаз. Я видел, что Лена на нее посматривала с тревогой и даже скормила Кочетковой часть своего шоколада.
Сегодня Вован подозрительно долго выбирал тропу, его что-то нешуточно беспокоило. Он то и дело невнятно ругался и лез пятерней в затылок. Наконец обернулся к нам и глухо сказал:
– Самый дурной участок. Так что смотрите под ноги. Витек, ты без шеста, шагай след в след за Серегой. Сашок, ты тоже поосторожнее, последним пойдешь, как обычно.
Я пожал плечами. Свою жердь я вчера отдал Кузнецову, а сам старался не отставать от Лены. Да и она далеко не отрывалась. Чуть что, оглядывалась и ждала меня. Шутить с болотом ни у кого желания не было, Вован мог бы нас и не предупреждать.
Мы молча смотрели на него, ожидая команды двигаться.
Равнодушные лица, потухшие глаза, постоянные зевки… Мы слишком устали, чтобы всерьез чего-то опасаться.
Временами я думал: лучше смерть, чем это бесконечное путешествие через трясину и постоянный страх, что земля вот-вот разверзнется под ногами.
Когда я ступил в болото, то понял причину нервозности Кузнецова. Тропы-то не было! Если вчера и позавчера под ногами мы ощущали довольно-таки надежное дно, пусть скользкое и покрытое толстым слоем ила и воды, то сегодня – нет.
Вован предостерегающе поднял руку, и мы послушно замерли. Он откашлялся и прохрипел:
– Тумана нам только не хватало! И ждать нельзя, нужно идти, пока силы есть.
Я только сейчас заметил, что откуда-то с востока на нас наплывает мутная пелена. Шла она понизу, поднимаясь от земли всего-то сантиметров на тридцать, но легче от этого не становилось. Она практически полностью скрывала поверхность болота, делая его еще более опасным.
Мы стояли, застыв, и завороженно смотрели на шест Вована, подрагивавший над слоем торфа. Он явно колебался. Или нам показалось?
Лилька звонко клацала зубами.
Наконец Кузнецов решился и ткнул осинкой в ближайшую кочку. Она дрогнула и отошла в сторону. Слой мха с каким-то неприятным, чмокающим звуком разорвался. Темно-коричневая жижа в образовавшейся на наших глазах полынье забурлила. Утреннюю тишину прорезал душераздирающий крик Лильки.
Остальные молчали. Но вовсе не от храбрости: у нас просто от нестерпимого ужаса перехватило горло.
Из клокочущей, отвратительно вонявшей взвеси, словно из ада, неспешно выползала человеческая рука! Если можно назвать рукой ЭТО.
Она высунулась из трясины почти по локоть и погрозила нам пальцем. С желтоватых костей прямо под нашими потрясенными взглядами опадало полуразложившееся мясо.
Я закрыл глаза, меня замутило. Позывы тошноты оказались мучительными, в желудке-то было совершенно пусто.
Витек над самым моим ухом простонал:
– Туда нельзя, там утопленник!
Лилька хрипела, слов у нее не было, кричать она больше не могла. Кочеткова лишь пятилась и пятилась назад.
Позеленевший Вован повернул к спасительному островку. Я изумленно открыл рот: жуткая рука медленно втянулась обратно в болото. Куски мха, словно живые, стали подтягиваться, сползаться друг к другу. Спустя несколько секунд от полыньи не осталось и следа. Моховое полотнище смотрелось нетронутым.
Лена пораженно выдохнула:
– Никогда бы не поверила, если бы своими глазами не увидела!
Вован сплюнул и с отвращением заявил:
– Мертвяк! Не хотел, чтоб по его могиле топтались.
Мне под ноги ткнулся Гор, и я с досадой отпихнул волка: не до него было.
Кузнецов долго всматривался в далекий берег. Потом отошел в сторону и обернулся к нам.
– Ждите. Я вот тут пройти попробую.
Десяток шагов Вован прошел благополучно, и мы немного оживились. Смущало одно – чем дальше отходил Кузнецов, тем хуже мы видели, куда он ступал. Рваные клочья тумана на расстоянии выглядели более плотными, они постоянно двигались, из-за них болото казалось еще более зыбким и неверным.
Вот Вован замер. Лицо его напряженно застыло. Он всматривался в расстилавшуюся перед ним трясину и явно не знал, куда шагнуть дальше. Его шест осторожно прощупывал тропу, но торф не держал, осинка проваливалась в него, как в воду. Вовану пришлось вернуться.
На этот раз мы не обменялись ни словом. Жадно, до рези в глазах вглядывались в темную ленту леса: она сейчас казалась недостижимой и нереальной, как мираж.
Вован отошел еще на несколько метров в сторону. Ткнул шестом в торф, покрытый тонким слоем воды, и отскочил с невольным воплем.
Я ошеломленно потряс головой. Рядом бессильно опустилась на траву Лена. Витек закрыл уши обеими руками. Лилька упала на колени, крепко зажмурилась и неумело перекрестилась.
Над болотом зазвучал жалобный, какой-то безнадежный плач ребенка! Маленького ребенка, не старше трех-пяти лет. Темная вода в том месте, где Вован только что шарил шестом, вдруг пошла кругами, и у нас от страха перехватило дыхание: из трясины почти по плечи вынырнула девочка. Вернее, то, что когда-то было девочкой.
На крошечном черепе чудом держались рыжеватые коротенькие косички, в одной из них жалко болталась тоненькая розовая ленточка. Непонятно как сохранившиеся огромные голубые глаза смотрели на
