Полукровка

— Кто бы говорил, — отчетливо фыркает тот молодой, что проехался насчет доставки не по адресу. Ему вторят несколько смешков. Женщина берет меня за руку:

— Пойдем.

Люди расступаются, давая нам дорогу. По большей части здесь мужчины, молодые и средних лет, загорелые, обтрепанные... невеселые. Они пахнут тоской, тоской и безнадежностью... и чем-то еще, что я не умею определить.

Крохотная круглая комнатка что-то напоминает мне. Что? Кажется, я начинаю привыкать к этому странному ощущению. Надо просто не обращать на него внимания.

— Ма, я сварил суп.

Ага, давешний мальчишка, принявший меня за дохлую пантеру. Смотрит во все глаза. Я отвечаю тем же. Пацан похож на родителей, только мелкий, встрепанный и любопытный.

Мелкого отгоняет от меня Алан. Бросает не столько строго, сколько мрачно:

— Иди погуляй.

— Ну, па! Я не хочу!

— Я сказал, иди.

— Ну и ладно! — Мальчишка уходит, всем своим видом демонстрируя немыслимую обиду. Женщина наливает суп. Пахнет вкусно. Мясной.

— Ешь.

— Спасибо. — Я ем, и что-то отпускает меня. Какое-то непонятное, неприятное, чуждое мне напряжение. Я почти жду, что вернется память, но... что ж, сытое спокойствие — это тоже хорошо.

— Можешь пока остаться у нас, — предлагает Алан. — Если тебя устроит спальное место на сеновале.

— Что такое «сеновал»?

— Пойдем, покажу.

Мы выходим на улицу, огибаем жилище Алана, я опять касаюсь мимоходом зеленоватой брони, словно этот привычный жест способен вернуть мне память. Странный у Алана дом. Я почему-то уверена, что дома строят не из корабельной обшивки!

За домом — навес, под навесом — гора высушенной травы.

— Осторожно, дальше яма, — предупреждает Алан.

Я подхожу к краю ямы. Внизу — небольшие серые зверьки. Вылезают из нарытых в стенах ямы нор, жуют траву, пьют воду из обрезанной вдоль трубы, снова скрываются в норах. Мясо. Все та же проблема пищевой органики.

— Что за мелочь?

— Кролики, — просвещает меня Алан. — Настоящие земные кролики. Только не спрашивай, откуда они здесь. Я не знаю.

— Ну что? — тихо подошедшая сзади женщина приобнимает меня за плечи. — Остаешься?

— А остальные не будут против? — осторожно спрашиваю я.

— Не будут, — отвечает Алан. — Если, конечно, ты не станешь их задевать.

— Меня Яся зовут, — говорит женщина.

— Альо, — отвечаю. И осекаюсь: откуда я знаю? Я — Альо? Альо — это я?

— Ничего, — шепчет мне Яся. — Ты вспомнишь. Потихонечку, полегонечку... Пойдем, Альо, познакомлю тебя с людьми.

Поселку — три года, и поселок совсем мал. Десятка полтора домишек, мощный корабельный энергоблок, ямы с кроликами. Двадцать четыре жителя. Чуть меньше трети экипажа и пассажиров лайнера «Киото».

В дне пути — город. Когда «Киото» непонятным образом приземлился в здешней степи и столь же непонятным образом оказался разобран и перестроен в поселок, из города пришел проповедник. Он нес полную чушь («как тогда мы подумали», — уточнил рассказывающий мне историю поселка Дед), но больше половины «новопоселенцев» ушли за ним. А вскоре случился ханнский набег. И те, кто не послушал проповедника, убедились, что он не врал. Что за «чушью» стоят хотя и необъяснимые, однако вполне реальные вещи. Как не убедиться, когда посреди дикого побоища вдруг возникает пауза, в опустившейся на поселок тишине люди прячут оружие, а ханны, втянув когти, вполне дружески хлопают их по плечу... когда, еще не похоронив убитых, вдруг накрывают общий стол... не говоря уж о том, что за час до набега Дэн Уокер, Винт и Степаныч дружно демонтировали только что собранную ими же систему сигнализации и защиты. Воистину, все мы в воле Повелителей!

— Воистину, — повторяют вслед за Дедом Винт и Анке. И согласно кивает второй пилот «Киото» Саня Ус, потерявший в той стычке глаз и заработавший взамен корявый шрам на пол-лица.

— Так и живем, — в голосе Степаныча угрюмая тоска. — Уле спасибо, она у нас по кроликам спецуганка. Торгуем — и с городом, и с ханнами. И с ящерами торговали. Пока ханны их всех не вырезали. Где-то уж с полгода прошло. Подчистую. А мы, кстати, ту систему так и не восстановили.

Я оглянулась, и по спине пробежал холодок. Броневые дома поселка расплывались в сумерках серыми холмиками. Никакой защиты.

— Все мы в воле Повелителей, — белобрысый великан Свантесон по прозвищу Малыш правильно истолковал мой взгляд. Хотя по его виду не скажешь, что он вообще способен заметить, чем озабочены люди рядом с ним: слишком уж задумчивый. — Я так считаю, мы здесь учимся жить в мире со всеми.

— Ящеров уже научили, — пробормотал себе под нос Алик.

— Договоришься, — Дэн Уокер демонстративно привстал. Не знаю, как Алику, а мне стало не по себе: Дэн огромный, поперек себя шире, на голых руках бугрятся мускулы. Громила.

— Всё, молчу, — Алик зажал себе рот ладонями, но глаза его все так же смеются, и он совсем не пахнет страхом. — Язык мой — враг мой.

— Уж это точно, — веско подтвердил Дэн.

Алик мне нравится. Его отчаянная бесшабашность словно разгоняет нависшую над поселком унылую безнадежность.

Двадцать четыре человека... я быстро их запомнила. Опустелая память радовалась новым людям и новым впечатлениям. Бывший капитан «Киото» живет в городе и встреч с поселковыми откровенно избегает. Признанный лидер — Степаныч, хотя на «Киото» он летел пассажиром, а кем был там, до того, никто и вовсе понятия не имеет. Дэн Уокер отвечает за энергоблок и здорово поет старинные песни. Винт — единственный на поселок и город электрик, он учит Алика самбо, а еще — серьезно ухаживает за Анке. Анке, как и Яся, медик, «спецуганка» Уля отвечает за кроликов, а Дженни ни за что не отвечает, потому что ждет ребенка и чувствует себя отвратительно. Ребенка ей «сделал» какой-то горожанин, и Саня Ус публично поклялся его пристрелить, но дальше клятвы дело не пошло, а вот самого Саню в городе основательно исколошматили — до сих пор хромает. Дед и Саня Хохол рассказывают вечерами по очереди всякую всячину. Кстати, именно Хохол заново изобрел косу и грабли — ручные инструменты для заготовки сена. Малыш Свантесон (прозванный Малышом, оказывается, вовсе не за великанскую комплекцию, а в честь героя какой-то детской книжки) собирается жениться на горожанке. Уже с полгода собирается, и всё никак не может договориться с будущей женой, он переедет в город или ее привезет в поселок. Свантесон, очень приличный механик, в городе устроился бы неплохо, но ему больше нравится в поселке. А вот Алик, бывший студент-математик, и в городе и в поселке существо почти бесполезное. Что не мешает ему язвить по поводу и без повода, приставать к кому ни попадя с теоретическими спорами и, как следствие, нарываться на неприятности. Впрочем, в поселке к Аликовой неугомонности давно привыкли, и неприятности обычно ограничиваются устными вариациями на тему «Заткнись». В городе же его пару раз поколотили «для профилактики», а потом отделали так, что неделю лежал пластом, и пригрозили в следующий раз вырвать язык. После чего Алик благоразумно перестал ходить в город и начал изучать самбо. Десятилетний Марик, сын Алана и Яси и единственный на данный момент ребенок в поселке, от Алика не отлепляется, вместе с ним разучивает приемы и каждый день требует новую порцию рассказов про университет. Алан, штурман-навигатор по профессии и призванию, имеет раздражающую меня привычку смотреть прямо в глаза. Он тихо ненавидит постоянно затянутое тучами небо и заодно, по-моему, Повелителей. Впрочем, в этом я могу и ошибаться: о