Полукровка

— Что-то есть, — согласился ханн. Ханн...

— Мира Ран Шфархов, — прошептала я. — Мира Ран Шфархов, я не ошиблась?

— Ты не ошиблась, — сухо подтвердил ханн.

— Пожалуйста... скажи еще раз, кто я? Пожалуйста. Ты знаешь... я тоже хочу знать...

Степаныч и Мира Ран Шфархов быстро переглянулись.

— Ты была свободным капитаном, — с ледяным спокойствием сказал ханн. — Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки.

Прах из праха, ты не смеешь помнить! Ты — никто! Пыль под ногами, сдохнешь в муках и сгниешь в отбросах! Память — слишком большая роскошь для тебя.

— НЕТ! — не знаю, что я хотела сказать этим «нет». Ничего, наверное. Просто боль потребовала выхода.

Да! — в голове у меня словно зазвенел серебряный колокольчик, и листва зашелестела под ветром. — Да, да, да! Все в воле Повелителей, вот единственное, что ты вправе помнить. Воля Повелителей ведет тебя, воля Повелителей — твой смысл и твоя цель. И ничего кроме!

— Нет, — шептала я сквозь слезы.

Да, да, да, да...

Ухо дергала боль. Я подняла руку и нащупала повязку.

— Не трогай, — кто-то схватил меня за руки мертвой хваткой. — Собьешь.

— Была ты Альо Паленые Усы, — это уже другой голос, — а станешь Альо Рваное Ухо.

С трудом я разлепила глаза. Двое. Человек и ханн.

— Что... — а это? Это мой такой голос? Мой?! Что со мной?

— Что, что... ухо себе разорвала, вот и все. Не помнишь?

Помнить? Что я должна помнить?

— Свет. И больно, так больно... что это было?

— Это было... — ханн смотрел на меня оценивающе и... с уважением, что ли? — Может быть, это было наказание. Или напоминание. Или предупреждение. Как ни назови, смысл не меняется.

Предупреждение? Наказание?

— За что?

— За упрямство, я так думаю. Слишком ты настойчиво расспрашивала о себе. «Кто я? Я хочу знать». Ну, вот и всыпали тебе за твое «хочу знать».

Кто я? Никто. Прах из праха, пыль под ногами...

— Ты молодец, Альо. На, попей, — ханн сунул мне в руки пакет сливок. — Станет легче.

— Спасибо, — я запнулась, растерянно глядя на ханна. Ханнская благодарность должна включать имя. Обязательно. Иначе это не благодарность, а оскорбление. Но я же знаю его имя? Мне кажется, знаю... да, конечно! — Спасибо, Мира Ран Шфархов.

— Крепкий орешек, — тихо сказал человек... Степаныч, вспомнила я. Степаныч. Мира Ран Шфархов. Зико Альо Мралла. Это я — Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. Я. Я вспомнила весь наш разговор. И испугалась. Что бы это ни было — наказание, предупреждение или еще что... что бы это ни было, я совсем не хочу повторения. Значит... ладно, больше никаких вопросов.

— Да, — согласился ханн. — Мне стыдно за мой народ. Таких, как эта полукровка, в нашем поселке не нашлось.

— А говорил, зря, — протянул Степаныч.

— И сейчас скажу. Скользкая дорожка, так у вас говорят, кажется?

— У нас еще говорят: кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Я наслаждалась сливками, вполуха слушала их беззлобную пикировку. И вспоминала. Встречу с ханном. Дорогу в город. Поселок. Я помнила, хоть и смутно, как Яся с Мариком нашли меня. Но дальше... дальше только свет, тот самый слепящий свет, который несет с собой страх, и боль, и чужой голос в голове. Мне кажется — стоит вглядеться в этот свет, и он расступится. И я разгляжу то, что было со мной раньше. Но я не хочу вглядываться. Я стерпела бы боль, но страх... слепящий страх, и ледяная безнадежность, и отчаяние... их я боюсь.

Ран залез в коробку, достал три плоских блестящих пакета. Пайки, с удивлением узнала я. Почему-то узнавание радости не принесло. Словно с этими пайками связано какое-то неприятное воспоминание. Неприятное... все равно, я дорого бы отдала за него! Ладно. Когда-нибудь... не сейчас, я не отошла еще от полученной встряски... но когда-нибудь я рискну.

Мы поели молча. Я все пыталась вспомнить, чем это мне так не нравятся вполне приличные на вкус пайки, но так и не вспомнила.

После еды Ран обратился ко мне со странной церемонностью в голосе:

— Зико Альо Мралла, я виноват перед тобой. Я судил о тебе по происхождению и презирал тебя из-за твоих родителей. Я был не прав. Ты заслуживаешь уважения, я говорю это при свидетеле и при свидетеле прошу твоего прощения.

— А что с моими родителями? — вскинулась я. — Почему ты из-за них презирал меня?

— Твой отец был врагом моего народа, а твоя мать пошла за ним, отвергнув семью и клан. Если ты не помнишь, я могу сказать тебе и клянусь в своей честности — ты гордилась ими. Признаю, я возмущался этим. Я был не прав. Пожалуйста, прости меня, Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки.

Я встала.

— Мира Ран Шфархов, я не держу на тебя зла. Правда, я не помню, что было между нами раньше. Но я надеюсь, что бы ни было, это не помешает нам стать друзьями?

— Я клянусь тебе в своей дружбе, Зико Альо Мралла, — четко, как и положено воину, отчеканил Ран.

— Я клянусь тебе в своей дружбе, Мира Ран Шфархов, — вслед за ним повторила я.

— Илья Степаныч, чем она занимается у вас в поселке?

— Да ничем. Живет, и все. Где может, там и помогает.

— Альо, хочешь пожить у меня? — предложил Ран. — В качестве боевого друга. Я научу тебя боевому единоборству «четыре когтя». Не думаю, что ты о нем хотя бы слышала, а без него обучение бойца не может считаться законченным.

Я посмотрела на Степаныча. Он пожал плечами.

— Я принимаю предложение с благодарностью, Мира Ран Шфархов, — ответила я. — Однако хотелось бы знать, что я смогу дать тебе взамен.

— Тебя это так беспокоит? — хмыкнул Ран. — Тогда поможешь сожрать побыстрее эту груду, — он кивнул на коробки. — А то, знаешь, держать в доме такой запас обременительно. Столько места занимает.

Что-то я не так сказала, идущая от хана волна злости тяжела и ощутима.

— Извини, если я тебя обидела, Мира Ран Шфархов, — виновато прошептала я.

— Я списываю это на твою дырявую память, — фыркнул Ран. — Ты могла забыть, что расчеты между друзьями оскорбительны.

Так я осталась у Рана.

Сам он не сказал мне, чем занимается в городе, а я не стала спрашивать. В первый же вечер он начал учить меня ханнскому боевому единоборству. «Четыре когтя», четыре уровня силы, без овладения которыми воин-ханн не считается обученным до конца.

Каждый день Ран уходил — на час, два, а то и четыре, по-разному. Уж не знаю, рассчитывал ли он время своих отлучек, но ни разу я не управилась с заданиями раньше его возвращения. Тренировки выматывали меня, выжимали досуха, выкручивали непривычные мышцы. Но я не отлынивала. Я хотела научиться.

По вечерам к Рану приходила Вайо. В первый мой вечер в городе, застав нас за едой, маленькая темно- рыжая ханночка так ожгла меня взглядом, что я поняла сразу и отчетливо: мира между нами не будет. Но Ран только фыркнул презрительно, а потом представил нас друг другу, соблюдая полный церемониал. Меня — как боевого друга, а ее — как свою девушку. Как ни странно, этого оказалось достаточно. Вайо помогла нам переставить коробки так, чтобы огородить мне уголок с лежанкой из тех же коробок. Потом Ран выгнал