Имя ее – Хепес.
Я, жрец Пторот-Ат говорю:
«Когда на землю под звездой Ма-Акратус придет тринадцатый из рода живущих у воды, настанет время Красной звезды, имя которой – Велтус. И будет призван тот, кто станет гибелью для многих и многих. А яд звезды, горькой, как полынь, отравит их источники. Черный дух завладеет душами, и разрушит города госпожи Ма-Акратуса».
Голос госпожи Ва-Лераг задрожал и она замолчала.
- «Ва лараги» – живущие у воды, с древнего ахвэмийского, - тихо заговорила Наэла, - но разве Астеман – тринадцатый правитель?
- Да, был еще один, вычеркнутый из Хроник. Об этом знают немногие, но Астеман – тринадцатый! Поэтому Бамит-Ат показал ему эти свитки, что долгое время оставались запертыми в хранилище Мертвых. И владыка поверил! Настолько, что отправил в нору паука своего единственного сына! – она снова заплакала.
А ее гостья долго сидела, уронив руки на колени и не зная, какие найти слова, чтобы утешить госпожу Ва-Лераг. Потом она поднялась и решительно проговорила:
- Я уверена, что вы владеете тайными знаниями жрецов, и можете помочь мне, а значит и Сидмасу. Откройте для меня Врата времени…
Глава 5
Матенаис сидела на полу, передвигая в пыли искрящиеся красные камушки. С чистым звуком они ударялись друг о друга, рассыпались и снова складывались в узоры. Женщину забавляло, что к ним совсем не приставала грязь, такими безупречными они были.
У ее сына так много рубинов! И Кхорх так добр, что сам приносит их матери. Какой же гордостью горят его глаза, когда он рассыпает перед ней эти дары! И заглядывает в лицо, надеясь увидеть на нем отблеск тех же чувств.
«Мама, ты знаешь легенду о рубинах?» – спрашивает он и улыбается, как в детстве, когда любимым занятием его стало выдумывание каких-то небывалых сказаний о царстве Теней и мире демонов.
«Откуда ты сам узнал?» - спрашивает она.
«Хэт рассказал».
Это стало обычным явлением. Его общение с тем, кто умер…
«Ну, что там о рубинах?» - это снова, как раньше. Только теперь Матенаис видела наяву многое из выдумок сына.
Он нежно гладит ее по волосам и заглядывает в глаза, а кажется – что в самую душу.
«Хэт говорит, что эти красивые камушки – застывшая кровь Арахна, который уже приходил на землю и был сброшен в бездну Тохусом. Бог огня, послушный амулету мхаров, сошелся с демоном в смертельной схватке, когда его пламя лишь немного повредило Арахну. Битва их была ужасающей: стонала земля, сжираемая лютым огнем и плавились серые от пепла небеса. Только, невозможно одолеть Тохуса и демон укрылся от него в черном Аургусе. Но и это не спасло Арахна, и он был сожжен и низвергнут. А злая река вмиг испарилась, но в русле ее остались камушки - кровь побежденного демона, оплавленная божественным огнем».
Матенаис не раз слышала эту легенду, и сын неизменно добавлял, что Арахн милостив к нему и к ней, и поэтому сделает их всемогущими в мире людей.
Ее мальчик всегда страстно желал стать богатым. «Однажды мы ни в чем не будем нуждаться, мама, - упрямо твердил он, даже когда им нечего было есть. – И купим рабов, их силу и души. Ты знаешь, мама, что человека можно купить всего, с потрохами и жалкой душонкой? А покорив множество – покоришь целый мир».
Теперь ему удалось воплотить свою мечту. Ее сыну всегда все удавалось…
Женщина поднесла к лицу темную, худую ладонь, на которой блестели камешки. Красные, как кровь, застывшая кровь демона…
Кровь! Кровь стекает со жреческого ножа и пачкает ей руки!
Вскрикнув, Матенаис вскочила, с брезгливостью и ужасом швырнув рубины на пол. Продолжая смотреть на дрожащие руки, она попятилась к стене, озираясь и дико блестя глазами. А когда отступать уже стало некуда, она пронзительно и истошно закричала, вцепившись в волосы. Ей снова виделась пещера – сумрачная, с огнями факелов, что освещали чудовищного каменного монстра и алтарь с прикованной к нему жертвой.
- Опять, опять! – в комнатке матери первосвященника появилась крепкая, высокая женщина и бросилась к несчастной, которая уже хрипела и оседала на пол. – Матенаис! – она с некоторым усилием отвела от лица больной сведенные судорогой руки. – Я с тобой, успокойся и посмотри на меня. Слышишь? Я здесь и тебе ничего не угрожает.
От звуков мягкого голоса больная расслабилась. Мутный взор ее бессмысленных глаз сосредоточился на лице сиделки.
- Это ты, Тенаит? – робко и непонимающе спросила она. – Разве тебе можно видеть ритуал?
- Бедняжка моя, какой ритуал? – женщина помогла Матенаис подняться и добраться до ложа со смятыми, влажными простынями. – Приляг, я побуду с тобой, пока тебе не полегчает, - она заботливо и осторожно уложила мать Кхорха в расправленную постель и присела рядом. – Ну что, что опять привиделось нашей красавице?
Та закрыла глаза и глубоко вздохнула. Муть в голове прояснялась, но нервный озноб еще не прошел, и Матенаис продолжала вздрагивать. Сын говорил, что ей становилось лучше. Он ежедневно навещал мать и заставлял пить какую-то горькую настойку. Она послушно выполняла все, о чем просил Кхорх. Но приступы теперь повторялись чаще, а видения больного разума становились все страшнее. Ей уже с трудом удавалось вспомнить, когда закончилась нормальная жизнь. Да и была ли она? Был ли на самом деле тот тихий мальчик, вызывавший в матери такую болезненную любовь? Ведь она знала, что дитя, навеки связанное с ней, пришло в этот мир, чтобы страдать, никого не любя и неся зло.
Матенаис расслабилась, успокаиваясь. Ей захотелось спать, как всегда бывало после приступа. Ощущая в теле приятную легкость - словно оно парило над ложем - женщина позволила себе уйти в мир сна, куда мерзкий Гнух[12] не имел доступа. Душа освободилась, и перед внутренним взором поплыли картины прошлого.
… Она видит себя совсем молодой.
В их хижинке, которая так чудесно пахнет полынью, появляется Хсарт. Он загадочно улыбается и показывает мешочек.
- Что это? – улыбается в ответ Матенаис, радуясь встрече с горячо любимым мужем.
- Подарок Хэта, - отвечает тот. – Ты приготовишь отвар из этих травок и сможешь зачать.
Она вспыхивает, пряча глаза от Хсарта, который присаживается к ней и осторожно обнимает.
- Ну, что ты? – он зарывается лицом в ее густые волосы. – Ты же хочешь ребенка? И я тоже хочу. А ведь мы вместе уже три года! Вождь сказал мне, чтобы я подыскивал другую жену, которая может родить…
Видение меняется и Матенаис качает ребенка на руках, любуясь его маленьким, розовым личиком и плотно сомкнутыми, припухшими глазками. Он так сладко посапывает, согревая ее обнаженную грудь, что она боится пошевелиться, чтобы не спугнуть его сон. И нет для нее ничего дороже и бесценнее вот этого теплого комочка, от которого невозможно оторвать глаз, и хочется смотреть, смотреть, смотреть до бесконечности, чувствуя, как с каждым вздохом возрастает в сердце чистая, истинная, все понимающая любовь…
А потом она снова видит себя со стороны, словно чужими глазами. Черные пряди блестящих волос оттеняют молочную белизну кожи, прикрывая наготу, которую Матенаис не стесняется теперь. На согнутом локте покоится головка спящего малыша. У ног горит огонь, и уютно потрескивают веточки в нем. Так тихо- дремотно и покойно вокруг.
