Но вдруг лицо сынишки сморщивается. Он вскрикивает громко и отчаянно.
- Тише, тише, - шепчет встревоженная мать, и крепче прижимает младенца к себе.
Но тот продолжает плакать, чем-то страшно испуганный.
И спящая видит над собой – той, что склонилась к ребенку, оскалившееся лицо Хэта, смотрящего на маленького Кхорха. Она силится проснуться, но не может и с ужасом замечает, как через человеческие черты вождя-чародея проступает уродливый лик какого-то кошмарного существа…
Но вот изменчивый дух Велехона[13] переносит ее в ту роковую ночь, что навсегда изменила жизнь детей Улха.
Перед ней поселение малусов, хижины из бычьих шкур, белый дым костров, и родная лачуга…
- Мама, - Кхорх пробирается на ощупь. – Слышишь, животные чем-то испуганы. Вставай.
- Это волки, - отзывается Хсарт. – Повадились шастать.
- Нет, это люди, отец, - голос сына дрожит от напряжения. – Слышите?
Хсарт берет копье и выбирается наружу. Встревоженная Матенаис следует за ним.
И видит их…
Один за другим, как темные призраки, они появляются из тумана, что стоит между хижинок.
- Бегите! – оборачиваясь, вскрикивает муж.
Первый всадник приближается, и женщина не может оторвать от него глаз. Огромный жеребец с лохматой гривой, тяжело ударяя копытами в сухую землю, несет на себе человека с рогатым черепом быка на голове.
- Бегите! – снова кричит Хсарт и отталкивает ее в сторону. – Эверцы!
Она очнулась, хватая сына и пятясь в темноту, наполненную туманом.
- Отец! – вырываясь, зовет Кхорх, видя, как тот бросается наперерез летящему всаднику, что уже выхватил из ножен огромный меч.
- Пусти, пусти, - придушенно кричит мальчик, прижатый Матенаис, упавшей на землю. Второй всадник почти настигает их. Тяжелые копыта стучат совсем близко. Призрак проносится мимо. А Кхорх неимоверным усилием выворачивается из-под матери, вскакивает и бросается назад. Она кидается следом.
- Ищите мальчишку с пятном на плече! – слышит Матенаис за спиной, оборачивается и тут же оказывается сбитой с ног. Накатывает удушливо-страшная темнота, но острая боль возвращает ей способность снова видеть и слышать.
Кхорх! Он ищет Кхорха!
Она поднимается и бежит наугад. Мимо пылающих хижин, мимо вопящих соплеменников, мимо хрипящих и обезумивших от запаха крови и дыма лошадей и их ужасных всадников, которые явились убивать. Да, на этот раз эверцы пришли ни увести новых рабов, ни угнать скот, ни сжечь дома. Они привели за собой смерть. И тот, рогатый с большим сердоликом на груди – страшнее всех! Ему нужен ее сын!
Как будто вечность бежит она сквозь мелькание чудовищных теней и всполохов рыжего огня. Как будто вечность длится эта жестокая бойня.
- Кхорх!
Каким-то чудом Матенаис находит его первой.
Он лежит на распростертом теле отца и воет в голос. Женщина падает, хватая его за ноги и удерживая рыдания, что рвут ей грудь.
- Пошли! – она встает, не выпуская сына и тщетно пытаясь оторвать его от мертвого Хсарта.
- Пусти! – визжит мальчик, и шкура пумы, что носил его отец, оказывается у него в руках.
А Матенаис вдруг замирает. Потом медленно оборачивается и видит Хэта.
Он спокойно стоит возле своей хижины и смотрит в их сторону. Нет, смотрит прямо ей в глаза…
Потом, замахивается, отклоняясь назад, и бросает копье. Женщина наблюдает, как крутясь, оно пронзает зыбкое пространство. И, будто, замирает на миг время, когда древко с костяным наконечником настигает человека с рогатым черепом…
На этот образ наслаивается другой, и вид унылой пустыни, что простирается вокруг, озадачивает и тревожит ее. Серо-седая земля, бесцветное вечернее небо и это мертвое корявое дерево, сожженное грозой – все это будто хорошо знакомо. Матенаис оглядывается и замечает в отдалении нескольких человек, в одном из которых узнает своего уже повзрослевшего мальчика.
- Кхорх! – зовет она.
Но он не слышит, как и те, что окружают его.
- Ну, что, гаденыш? – говорит подросток, который на голову выше ее сына. Она узнает Стехта. – Поговорим? Здесь нам никто не помешает.
- Чего тебе? – равнодушно вопрошает Кхорх. – Говори.
- Куда ты дел Хэта, поганец? – начинает злиться Стехт, подходя ближе к противнику. – Ты убил его? Убил! Я видел твои окровавленные руки! – он легонько подбрасывает и ловко ловит короткую, увесистую дубинку. – А ты знаешь, что бывает с теми, кто убивает малуса и скрывает это? Знаешь, змееныш!
- Кхорх! – изо всех сил кричит Матенаис и бежит к нему, но налитые тяжестью ноги совсем не слушаются ее.
А небо над головами мальчишек начинает быстро темнеть. Едва заметные змейки молний проскальзывают в нем. И в этой мрачнеющей, грозной сини проступает огромное лицо мертвого вождя. Растягивая губы в оскале, он жадно смотрит вниз.
- Кхорх!
Стехт набрасывается на него и легко валит на землю. Но после короткой и ожесточенной борьбы, ее сын вдруг раскидывает руки, только что душившие противника, и начинает смеяться, глядя в небеса, уже готовые обрушить на его врагов свой гнев.
Женщина падает, проваливаясь в черную бездну…
И, вскрикнув, просыпается…
- Привиделось чего? – Тенаит наклонилась, осторожно убирая с её лица налипшую прядку. – Позвать господина?
- Господина, - прошептала Матенаис, вслушиваясь в звучание этого слова. – Он теперь – господин, - она криво усмехнулась. – А когда-то Кхорха называли гаденышем, и каждый считал своим долгом плюнуть ему вслед. Его не любили в племени и боялись, и я не понимала – почему. Теперь понимаю, - добавила она и прикрыла глаза. – Многое открывается мне только теперь, по прошествии стольких лет. Моя болезнь будто подарила мне способность видеть то, что случилось с ним раньше. Знаешь, Тенаит, после смерти отца и Хэта, он так долго был изгоем, и даже поговорить мог только со мной, но никогда ни в ком не нуждался. А сейчас, мой сын – улхурский властелин, и уже давно гниют в земле все проклинавшие его. Но отчего же мне так страшно? Так страшно, Тенаит! – женщина крепко схватила сиделку за руку, глядя на нее темнеющим взглядом, что всегда предвещало новый приступ.
- Успокойся, я же с тобой.
- Ты? И она со мной, слышишь? – Матенаис затравленно покосилась в сторону и отвела глаза.
- Кто? – ласково спросила Тенаит, поглаживая по высохшей руке своей подопечной. – Здесь никого нет, кроме тебя и меня.
Тонкие черные брови больной сошлись на переносице:
- И ты считаешь меня сумасшедшей, - обиженно проговорила она. – А я не сумасшедшая, только знаю и вижу больше, чем ты! И даже больше, чем он, мой сын! Не веришь? – женщина начинала дрожать. – Тогда почему он назначил меня жрицей этой… этого существа? Не знаешь? Я тебе скажу!
- Тише, тише, - сиделка перехватила руки несчастной, которая цеплялась за нее, пытаясь подняться. – Успокойся, наконец, - она была сильнее, но иногда боялась вот этих всплесков злости у Матенаис.
А та продолжала биться и метаться по постели, уже выкрикивая какие-то нечленораздельные звуки. Разум снова покинул мать первосвященника, и ухаживающей за ней пришлось весьма постараться, чтобы угомонить ее. И когда та, наконец, притихла, Тенаит решила привести Кхорха.
- Она, бедняжечка, совсем плохая, - жаловалась женщина молодому господину, едва поспевая за ним, возвращаясь в комнатку больной. – Теперь кричит постоянно, а просветления наступают совсем ненадолго.
- Такого не может быть, - тихо проговорил первосвященник. – Настой должен подействовать.
