Ленечка, долю в общем деле. И хоть в народе делить шкуру неубитого медведя… так же, как покупать детские вещи до родов, считается делом стремным, в нашей профессии без этого нельзя. От непоняток и начинаются разборки. Согласен со стариком, дорогой?
– Твоя правда, Степаныч, – сказал Флоренский. – Доля каждого из подельников должна быть определена заранее. Иначе начнется грызня… Кому и сколько мы будем максать из своей кодлы – это, я так понял, наше личное дело? Остается самая малость – разбить навар по сложности и ценности участия каждого.
– Приятно иметь бизнес с грамотным компаньоном! – пыхнув ванильным дымком, сдержанно, с чувством собственного превосходства ощерился Тихий. – Значит, начнем по порядку. Клиент – твой?
– Мой, – с готовностью кивнул Флоренский.
– Необычная и красивая идея с подставой в виде сатанинского погрома, «черной мессы» и уничтожения иконы кислотой – тоже твоя, – загнул второй палец авторитет.
– Моя, Олег Степанович! – словно извиняясь, развел руками все больше расплывающийся в улыбке и предвкушении богатой поживы честный труженик покера и рулетки.
– И предложение нарисовать вместо одной копии сразу две, всучить французу туфту, благополучно снять с месье Бояроффа все бабки, отправить гонца с доской за бугор, а уже в Париже организовать ему нечто вроде гоп-стопа или вообще несчастного случая, в результате которого икона попадет в полицию, – это тоже придумал ты, – подвел черту под участием в деле Флоренского старик.
– Я, – оскалив рот и сверкнув чудом металлокерамики, согласился Леонид Александрович. – Адвокат – это не проблема, его я беру на себя.
– Тогда что же остается у меня?! – с деланой приниженностью скривил синеватые тонкие губы Тихий. – Сущая безделица, не о чем даже упоминать…
Вдруг взгляд старика стал холодным как лед и острым как игла. Его пустые темные зрачки буквально вбуравились во Флоренского, тут же присмиревшего. От недавнего торжества и ликования не осталось и следа. Треф напоминал кролика, сжавшегося перед готовящимся сдавить свои смертельные кольца удавом.
А матерый зэк, главарь бандитской группировки, который не так давно одержал трудную, вызвавшую уважение у всего криминального Питера позиционно-психологическую победу над заметно поджавшей хвост бандой Мальцева, понял, что Флоренский дошел до нужной кондиции, и продолжил:
– Я должен беспокоить глубоко законспирированного, обретающегося на самой Лубянке человека из спецслужб, найти и уговорить, причем за огромные деньги, двух действительно лучших спецов с золотыми руками. И я должен в огромной стране отыскать того единственного художника-иконописца, который смог бы, не имея перед глазами оригинала, сделать с Тихвинской Богородицы целых две ни в чем не отличимые от нее копии. И при этом использовать в качестве основы не просто доску, а трехсотлетней давности!
Закончив монолог, Тихий вытряхнул из трубки пепел, набил ее снова табаком из бархатного вишневого кисета, прикурил, вышел из-за стола и, сложив руки за спиной, принялся мерить шагами комнату, время от времени останавливаясь перед аквариумом, где забеспокоился явно голодный кайман.
– Ты знаешь, как я тебя уважаю, Леня, – сказал Тихий, доставая из-под аквариума не видимую с того места, где расположился Флоренский, маленькую клетку с белыми мышами. – Но давай будем говорить начистоту. Я знаю имя заказчика. Разыскать его и предложить свои услуги мне не составит ни малейшего труда. Это вопрос, самое большое, недели…
Губы игорного воротилы предательски дрогнули, кулаки сжались. Грудная клетка стала вздыматься выше, на щеках проступили пунцовые пятна. Флоренский понял, что он, сам того не ведая, попался на удочку матерого, но еще не потерявшего ни своей силы, ни звериной врожденной хитрости коварного хищника. И целиком уступил инициативу в блестяще задуманной им операции этому старому, но до сих пор прочно державшему масть пердуну!
– Про убийство двух рядовых ментов и шабаш в храме даже говорить не хочется – это детский лепет. Одно движение мизинца, и Бульдог заманит в ловушку половину ОМОНа и разорвет их в клочья взрывом фугаса. Специалисты и иконописец тоже на мне… Про французика, гонца адвоката, смешно и вспоминать. Пыль. Слякоть. Вот и получается, что при таком раскладе ты, чисто теоретически, становишься просто лишней, путающейся под ногами пешкой! А?!
Две белые красноглазые мыши, в ужасе забившиеся перед лицом неизбежной гибели, с тихим плюханьем упали в аквариум, где на дне застыл приподнявший морду крокодил. Вскипевшая вода мгновенно окрасилась алой кровью. Спустя секунду все было кончено, только из пасти снова превратившегося в зеленое бревно каймана торчал одинокий жалкий розовый хвостик. Неуловимое движение рептилии – и вот исчез даже хвостик. Крокодил смачно, хотя и беззвучно отрыгнул – к поверхности аквариума побежали и лопнули два бесформенных, студенистых на вид воздушных пузыря.
– Хор-о-оший Буля, хор-о-оший! – ласково, с нежностью промурлыкал Тихий, попыхивая трубочкой. Для него крокодил был равным существом. Правда, лишь в своем, жестко ограниченном его, Тихого, божественной волей, мирке. Бывший рецидивист Белов любил чувствовать себя вершителем чужих судеб…
Авторитет обернулся, не спеша снова уселся за стол, сложил руки на груди, взглянул на посеревшее, растерянно-ненавидящее лицо хозяина «Полярной звезды» и, полностью удовлетворившись действием, которое оказала демонстрация его силы и власти на возомнившего себя пупом земли прибандиченного коммерсанта, расплылся в почти дружеской покровительственной улыбке.
– Но ты, Лешенька, не всякий толопанец с улицы. Мы с тобой, почитай, одной крови, – ослабил смертельную удавку лютый змей. – Вместе тюремную баланду веслами из шлемок жрали, вместе дела серьезные проворачивали. А значит, одна у нас с тобой тропинка. У кого чуть шире, у кого чуть уже. В данном случае это ничего не меняет…
У Флоренского, которого едва не хватил апоплексический удар, заметно отлегло от сердца, словно барин вместе с «помилованием» сбросил ему со своего плеча почти новый полушубок. Холоп был рад по-собачьи подползти к господину на брюхе, сказать «тяв!» и благодарно завилять хвостиком. Не выгнал добрый хозяин на холод лютый, позволил нам, дворнягам, у господского огня греться и кости под обеденным столом подбирать. И на том спасибо… А что до нанесенного оскорбления и затаившейся в глубине собачьего сердца обиды – так мы ему еще отомстим. Втихаря, чтобы под кованый сапог не подставляться, однако чувствительно, больно! А выпадет случай – вообще насмерть горло перегрызем…
– Какая твоя законная доля, Олег Степаныч? – с огромным усилием сумев не вильнуть взглядом, проблеял Флоренский. Застрявшая в носу повелителя рулеточных столов и «одноруких бандитов» зеленая сопля мешала членораздельной речи.
– Мои условия справедливые, – глухо выдохнул старый авторитет, глядя пустыми глазами, казалось, не только сквозь бизнесмена, но и сквозь стены – в бесконечность. – Я хочу получить только подлинник иконы.
– И… это все?! – оторопел Леонид Александрович, совершенно не ожидая от старика такого «альтруизма». На секунду делец даже перестал дышать.
– Все, – кивнул Тихий. – А рассчитываться с исполнителями – как со своими амбалами, так со спецами и художником – ты будешь сам, из денег, которые получишь у адвоката. Чем больше с жабоглота вытянешь, тем круче прямой навар. Меня эта сторона не касается.
– Но ведь я никого из спецов… кроме отморозков моего Руслана… не знаю! – поспешил сообщить обрадованный Флоренский, в пылу радости даже не заподозрив второго по счету коварного подвоха, на который он купился так же просто, как наивный дворовый хулиган, впервые идущий на гоп-стоп с матерым уркой, покупается на обещание поделить добычу «по справедливости».
– Ладно, чего не сделаешь для старого кореша, – с явной, как показалось Флоренскому, уступкой в голосе старик согласился стать посредником при передаче гонорара художнику, а также спецам по сигнализации и снятию бронированной защиты иконы. – Но учти, Леня, чтобы с твоей стороны – никакого жлобства, никаких накладок!
– Да что вы, Олег Степанович! – замахал не гаснущим даже на ветру пламенем только что зажженной золотой зажигалки «Зиппо» собравшийся прикурить коммерсант.
– Знаю я вас, бизнесменов!.. Оглоеды…
– Сколько потребуется – столько и дам!
