внедорожник в призывно открытые ворота, лихо развернулся на пятачке перед крыльцом и заглушил двигатель. Посмотрел на Тихого: – Приехали, Степаныч…
– «Уазика» нет, – внимательно осмотревшись вокруг, угрюмо заметил старик. – Знать, уехал куда-то самородок наш бесценный. Что ж, придется ждать… Раз ворота открыты, значит, скоро Прохор вернется. Выгружаемся, Паша…
Сзади, на расстоянии метра, остановился второй джип. Хлопнули двери. На землю выпрыгнули трое поджарых, спортивного вида мужчин лет около тридцати – костяк спецбригады Дольфа. Судя по возгласам, боевики тоже не ожидали увидеть здесь, в лесной глуши, выстроенный наподобие обители староверов образчик древнего народного зодчества.
Собаки, вдруг как по команде перестав лаять, принялись ласкаться к гостям. Типичные лайки – выученные для охоты на зверя, они не представляли никакой угрозы для человека.
Толкнув дверцу, Тихий, кряхтя, вылез из джипа. Огляделся еще раз. Размял затекшую от долгой езды по ухабистому бездорожью спину. Вдохнул полной грудью чистейший лесной воздух. На мгновение умиленно прикрыл глаза. Морщинистая рука авторитета машинально скользнула в карман жилетки и достала мешочек с трубкой и бархатный кисет.
Однако не успел Степаныч прикурить, как где-то вдали послышался гул мотора. Он быстро приближался к деревне.
Отшельник возвращался домой на автомобиле, полученном от покойного вора из Эрмитажа.
– А вот и Прошка, легок на помине, – вздохнул Степаныч. – Запомните еще раз, – обращаясь ко всем сразу, сухо и четко сказал авторитет. – Я – бизнесмен из Питера. Приехал по совету друга, ясно какого… Тоже хочу повесить у себя в доме качественную копию известной картины… на сей раз – иконы. Всем ясно?! И оружием не сверкайте без надобности!
– Мы помним ваши инструкции, босс, – один за всех ответил Дольф, выпятив квадратную челюсть. – Все будет как договаривались. Без вашей команды – никаких действий…
– И повежливее с ним, пожалуйста, – буркнул Тихий, обратившись взором к распахнутым воротам. – Добро пожаловать, гений ты наш непризнанный…
Звук мотора совсем приблизился, и через секунду в ворота въехал защитного цвета «уазик». Остановился подле второго джипа. Двигатель замолк, открылась дверь. Сначала из машины выскочила рыжая лайка – почти точная копия двух других. Виляя хвостом, она с пронзительным лаем метнулась к незнакомцам. Обнюхала всех по очереди, подошла к не проявлявшим ни малейшего беспокойства «подружкам», села на траву и как ни в чем не бывало принялась чесать задней лапой холку, под лохматой шерстью которой, видимо, угнездился коварный клещ.
Сразу же вслед за собакой из армейского джипа легко, пружинисто выпрыгнул коренастый, ростом не больше метра семидесяти, бородач в камуфляжной натовской кепке, потертых камуфляжных брюках и куртке. На ногах у охотника были высокие шнурованные ботинки. В руке он сжимал отливавший вороненой сталью охотничий карабин «сайга». Остановился, цепким, внимательным взглядом окидывая хорошо одетых, приехавших явно издалека на шикарных вездеходных иномарках гостей. Безошибочно выделил из группы старшего – невысокого сгорбленного старика лет семидесяти с лишним. Этот сморчок с курительной трубкой в руке, без сомнения, был главарем. Остальные шестеро – пять громил и интеллигентного вида близорукий очкарик – его свита и охрана. Такая многочисленная делегация с Большой земли без спросу ввалилась в жилище одинокого охотника впервые за все время его существования, и Прохор (Тихий это сразу заметил) поначалу даже несколько растерялся. Но быстро взял себя в руки, надел на лицо непроницаемое выражение. Не забывая, однако, и про зажатый в руке почти новенький карабин.
– Добрый день, хозяин! – растянув бесцветные старческие губы в улыбке, первым, как того и требовали правила хорошего тона, поздоровался Тихий. – Бог в помощь! А мы к вам… Из самого Ленинграда. С приветом от Якова Игнатьевича и отнюдь не пустыми руками! Не прогоните?
– Добрым гостям в любом доме завсегда рады, – помедлив пару секунд, спокойно, без тени робости отозвался охотник. Однако в его голосе отчетливо сквозила сдержанная осторожность отшельника, побеспокоенного нежданными визитерами. Варежкин подошел к натянуто улыбавшемуся сухонькому старику и протянул грубую, мозолистую руку коренного северного таежника.
– Прохор Федорович, – представился с достоинством.
– А меня зовите Олегом Степановичем, – не меняя выражения лица, сказал Тихий. Шумно втянул ноздрями воздух. – Хорошо тут у вас… Природа, тайга! Поверите, Прохор Федорович, всю жизнь мечтал хоть недельку пожить в такой вот первозданной глуши, да все как-то не приходилось! И вот, на старости лет, кажется, сподобился… – умышленно слукавил питерский авторитет, успевший за свою жизнь не раз побывать на лесоповале и до рыготы нахлебаться тамошнего свежего воздуха и северной экзотики.
– Не иначе, я вам по тому же самому делу, что и Якову, понадобился? – мигом смекнул что к чему гостеприимный отшельник. – Хотите копию с какого-нибудь заморского шедевра дома на стенку для украшения интерьера повесить?
– Ну, – смущенно отвел глаза Тихий, – признаюсь, не без этого! Но в первую очередь – тайга, природа. А картинка уже так, в нагрузку. Если, конечно, о цене сговоримся…
– Отчего ж не сговориться, – хмыкнул понимающе Варежкин. – Вы люди не бедные, как я погляжу. А мне, бобылю лесному, много не надо.
– Я в курсе, как вас последний раз отблагодарил Яков Игнатьевич, – сказал Тихий. – И считаю, что он, сукин кот, явно пожадничал! – с ходу закинул удочку с наживкой мигом почуявший направление ветра авторитет. – Скажу вам по секрету, Самсонов, несмотря на свое богатство, никогда щедрым не был…
– Нормально, – сдерживая тронувшую губы довольную улыбку, после короткого молчания отозвался охотник. – Не обидел. Грех жаловаться.
Прохор прекрасно помнил, во сколько оценивали его самоучные художества успевшие нахапать денег и гонявшиеся за подделками творений известных мастеров «новые русские». Судя по свите и дорогим автомобилям, этот благоухающий дорогим заморским табачком дедушка с трубкой совсем не беден. И к тому же он в курсе солидного гонорара, полученного от Яшки за копии. То, что старичок приехал в такую глушь отнюдь не за экзотикой, Варежкин понял сразу. Ему нужна картина. И он готов щедро платить. А у Прохора, как нарочно, заканчивались многие из «стратегических» запасов – спирт, краски, сахар и патроны. Поэтому он по-хозяйски указал рукой на дом и пробормотал, пытаясь скрыть полуулыбку:
– Проходите, что ли, в избу. Сейчас я чайку соображу…
– Не утруждайте себя, дорогой хозяин, – покачал головой Тихий. – У нас с собой все, что нужно. Обузой мы вам точно не будем! – и авторитет сделал Бульдогу понятный без слов знак. Пал Палыч переадресовал его взглядом Дольфу. Тот, поиграв бровями, выжидательно воззрился на боевиков из джипа сопровождения. Амбалы немедленно сообразили, чего от них хотят, открыли багажник второго «Чероки», не без усилий выволокли оттуда каждый по тяжелой картонной коробке размером с приличный телевизор, и, следуя за уже шагнувшим на ступеньки крыльца Прохором, потащили дары в дом.
Через пять минут на грубом деревянном столе в просторной светлой горнице стояли открытые банки черной и красной икры, одноразовые тарелки с тонко нарезанной нежно-розовой норвежской лососиной, сухой колбасой, копченым окороком, маринованными шампиньонами, кавказским лавашем, выложенными из банок различными европейскими маринадами и морскими деликатесами вроде крохотных осьминогов. Венчали гастрономический натюрморт три запотевшие, вытащенные из автомобильного холодильника литровые бутылки водки «Абсолют». Тут же расположились в ожидании употребления упаковка баночного пива «Кофф» и натуральные, начисто лишенные консервантов дорогие фруктовые соки в стеклянных бутылках.
От себя Прохор добавил к столу вареную картошку, соленые огурцы, большой кусок холодной медвежатины и огромную бутыль, так называемую «четверть», с чуть разбавленным спиртом, настоянным на клюкве.
Пока бойцы накрывали на стол, а охотник спускался в подпол за продуктами, Тихий, Бульдог и профессор Мазуркевич – кто с плохо скрываемой радостью, кто с любопытством, а кто и с внутренним трепетом перед настоящим искусством – рассматривали написанные отшельником иконы, которые висели на всех стенах дома. В основном, как сразу отметил Мазуркевич, сюжеты были не канонические, а выдуманные самим художником, однако среди выполненных им работ попадались и копии известных специалистам икон. Перед одной из таких копий, висевшей возле полки с книгами, профессор-мухинец стоял особенно долго.
