– Мне его купил Гарсия. Тысяча баксов, и даже не положили запасную пару брюк. Но настоящей его слабостью были галстуки. Обычно я привозил его на какой-нибудь базарчик, Окридж или «Метротаун». Вы знаете, где он расслаблялся, думаете, дома? Нет, в дорогом магазине мужской одежды. Например, у Харри Розена или в другом подобном месте. Вы когда-нибудь делали покупки у Харри?
Уиллоус потряс головой – нет.
– Там, где он обычно делал покупки, стоило ему войти – продавец в его распоряжении. Мендес говорил парню, чтобы он вытянул руку и, как на вешалку, цеплял на нее пятнадцать или двадцать галстуков. Продавец стоял, с него лился пот и держал на вытянутой руке эти мили шелка по восемьдесят или даже сто баксов за ярд.
Бернард ухмыльнулся.
– Заметьте еще: он всегда покупал шелк, ничего кроме шелка, самых кричащих расцветок. Если вы остановились в отеле, а в соседнем номере у парня надет галстук, купленный Гарсия, поверьте, вам никогда не уснуть. Такой кричащий.
Сигара у Бернарда погасла.
– У продавца рука отламывалась, было видно по глазам. Ну и что? Он получает комиссионные, богатеет!
Он снова раскурил сигару, выпустил клуб дыма.
– А если Мендес выбирал галстук, а тебе он не нравился?
Бернард склонил голову к плечу, будто ему что-то попало в ухо и он надеется, что сейчас это что-то оттуда выпадет.
– Повторите, как вы сказали?
– Я спрашиваю – что случилось бы, если бы он выбрал некрасивый галстук, а ты бы ему отсоветовал его покупать?
– Дважды я пытался это сделать. В первый раз он не обратил внимания.
– А во второй раз?
– Он подошел ко мне сзади, обмотал мне шею галстуком, уперся коленом в поясницу. Я задыхался. Это было за вешалками с зимними пальто, и никто ничего не видел.
– А потом, уже отпустив меня, он сказал продавцу, что у нас полное взаимопонимание. Он вспомнил шутку о сельской девочке и осьминоге, они хохотали.
– И ты остался с ним?
– Да, теперь у нас действительно было взаимопонимание. К тому же – деньги.
– И еще кокаин, – сказал Уиллоус.
Глаза Бернарда расширились от ужаса.
– Постойте, минутку. Кокаин? Да нет, Гарсия любил гамбургеры, у него, возможно, проблемы с холестерином, но не это же.
– Хочешь прочитать медицинское заключение?
– Не очень.
– Мендес нюхал наркотики в тот день, когда его убили, Алан. И ты думаешь, я поверю, что, пока он ехал в лимузине, он не прикладывался к ним?
Бернард пожал плечами, посмотрел в сторону.
– Может, немного и нюхал. Я не обязан за ним следить, да и за другими тоже. Я не вмешиваюсь в чужие дела. Кто бы ни сидел за моей спиной, это человек, который платит деньги. Правильно?
– Где Мендес доставал продукт?
– Откуда мне знать?
– С какой стороны прилавка он стоял? Он покупал или продавал?
– Мне жаль, что я не могу помочь. Но я действительно не знаю.
– И ты никуда его не возил, кроме магазинов и ресторанов?
– Из аэропорта и обратно плюс еще к сестре один раз, это я вам говорил.
– А как насчет его девушки – кстати, как ее зовут?
– Он никогда ее не представлял.
– А сколько раз ты ее подвозил?
– Очень много раз. – Бернард осклабился. – Наверное, у нее тоже был какой-то соус.
– А куда ты за ней заезжал?
– Обычно в какое-нибудь приличное место в городе. Рамада, Байшоур и тому подобные места. Он заходил и через пару минут выходил.
– И что же, она проводила у него ночь?
– Никогда. Обычно он провожал ее еще днем. Иногда она проводила с ним вечер, но не часто. И она всегда уходила от него не позднее одиннадцати тридцати. Словно, если она вернется домой после полуночи, то превратится в тыкву.
– Расскажи мне, как она выглядит?
Бернард был наблюдателен. Он так подробно описал девушку, что Уиллоус надеялся узнать подружку Мендеса, как только ее увидит. Он задал Бернарду еще несколько вопросов и сказал:
– Если я узнаю, что ты солгал или что-то утаил… Бернард поднял к потолку пухлые коротенькие руки.
– Вы услыхали правду, только правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Клянусь своей жизнью!
– Не думай, что так дешево от меня отделался, – сказал улыбаясь Уиллоус.
Паркер сидела за рулем черного «роллс-ройса», опустив затемненное стекло и забавляясь кнопками стереосистемы. Алан Бернард смотрел на нее, стоя в окне своей конторы, неподвижный, словно шкаф: он очень напоминал картинку «до» в рекламе средства для похудения.
– Ну, нашла улики? – подойдя, спросил Уиллоус.
– Не повезло. Проклятый автомобиль вычищен пылесосом до пылинки от бампера до бампера. До сих пор пахнет очищающей жидкостью.
Паркер оставила ключи Бернарда в замке зажигания. Они с Уиллоусом прошли по пятнистому от масла асфальту к своему полицейскому автомобилю. Паркер бросила Уиллоусу ключи.
– Не возражаешь порулить?
– Конечно нет. Как ты, в порядке?
Ветровое стекло запотело. Они сидели, ожидая, пока обогреватель высушит стекло и оно опять станет прозрачным. Уиллоус рассказал Паркер о склонности Мендеса к гамбургерам в «Уайт-Споте».
– Джек, от нас начинает ускользать нить. Особый соус. Ты напишешь в отчете, что Гарсия Лорка Мендес прилетал из Колона купить десять галлонов особого соуса? Нам будет стыдно перед панамскими полицейскими, а им будет неловко делать нам подсказки.
– Но они, возможно, и сами не знают. Если это было отмывание денег, ты думаешь, они пришлют кого- то, чтобы во всем разобраться? Мне кажется, Мартин Росс – единственный человек, который знает кое-что о бизнесе Мендеса в Ванкувере. Но Росс молчит.
– Он заговорит, если мы нажмем посильнее, – заверила Паркер. – Он бесхарактерный.
Уиллоус улыбался, глядя на нее. Паркер нахмурилась.
– Что смешного?
– Нет, ничего, абсолютно ничего.
– И все-таки?
– Посмотрела бы ты на себя – в тебе больше твердости, чем в стойке за три доллара.
– Не пытайся меня заговорить, Джек. Это может сработать, и что ты тогда будешь делать?
Уиллоус быстро взглянул на нее. Он не имел права заниматься расследованием, не сообщив Паркер, к чему он подбирается. Но у него уже был готов план провести ночь, свернувшись в автомобиле, запаркованном в тени Морского музея, напротив дома Мартина Росса. Он проведет время, попивая из термоса тепловатый кофе и слушая записи любимых певцов, в ожидании, когда человек, убивший Гарсия Лорку Мендеса, придет к Мартину Россу.
Частично его проблемы с Паркер заключались в том, что, когда Шейла ушла от него, он слишком быстро привык жить один. Он наслаждался отсутствием повседневности, свободный от бытовой ответственности.
