решили прочесать всю сельву, только бы не уходить с пустыми руками. Ну что, - обратился Валерьен к Деезу, - идем?
Сольпуг потоптался на месте, выделывая какие-то фигуры ногощупальцами. Остальные пауки тоже затоптались. Харвич смотрел на них во все глаза, и Астахов пояснил:
- У них два вида речи. Даже три. Звуковая - это то, что мы слышим, понимаем; так они общаются с нами, но почти никогда не общаются таким образом между собой. Во всяком случае, очень редко. Есть еще звуки-сигналы, вполне членораздельные, однако лингаторы их не переводят - но это просто сигналы ситуации. А вот третий вид - речь жестов. Тут мы практически в полной темноте, потому что сами они не хотят ничего объяснять.
Сольпуги наконец замерли, прекратили жестикуляцию, и Деез-Седьмой обратился к людям:
- Мы есть то, чем являемся, и ничем иным быть не можем. Вы есть то, чем создали себя. Вокруг Рождающей Разум - желающие добыть. Никто не хочет терять мысль. Необходимо остановить незваных.
Сольпуг повернулся и заскользил, как по льду, в сторону сельвы. Люди пошли следом. Четверо парламентариев неслышно ступали позади патрульных.
...В душном, сыром и горячем воздухе сельвы плавали, сталкиваясь, запахи незнакомых растений и хищных зверей, и после свежести побережья Харвич первое время задыхался, ему казалось, что он окунулся в горячую воду, и хотелось не идти, а плыть в этой странной и пугающей атмосфере...
Узкая тропинка позволяла идти только след в след, и Харвич шел за Валерьеном, ощущая за спиной Астахова, но не слыша его шагов - и люди, и сольпуги ступали бесшумно. Вокруг стояла полная тишина, ни насекомых, ни птиц не было видно, и ни один листок не шевелился. Лучи Ореиды пробивались сквозь кроны деревьев, и сельва походила на яркую декорацию, в которую вошли люди и сольпуги, чтобы сыграть пьесу, сюжет которой был известен лишь хозяевам... а люди здесь оказались статистами, и они ждали подсказки суфлера, чтобы начать действовать. Но суфлер запаздывал...
Время перешло далеко за полдень, когда Деез-Седьмой внезапно остановился и заговорил:
- Близко впереди - точка пересечения двух движений. Именуемое командир Валерьен должно пойти со мной.
Валерьен сделал несколько шагов, остановился и, обернувшись к Харвичу, сказал:
- Ни с места до моего возвращения.
Харвич молча кивнул. Валерьен и Деез направились вперед и скрылись в зарослях. Четверо сольпугов скользнули с тропинки в сельву и исчезли. Патрульные остались вдвоем.
- Почему они так странно к нам обращаются? - спросил Харвич. 'Именуемое', 'должно'... они что, бесполые?
Астахов пожал плечами.
- Кто их знает... то есть кто их знает, почему они так говорят. Семьи у них, конечно, есть, раз есть отцы и сыновья. Но людей они почему-то всегда называют 'оно'.
- Может быть, им трудно освоить понятия? - предположил Харвич.
- Ну, нет, - возразил Астахов. - Способностей у них более чем хватает. Наши понятия они используют свободно. Вот только умудряются иной раз найти такие слова, что мы не можем разобраться - с полевыми- то лингаторами. - Астахов посмотрел вокруг. - Тебе не кажется, что нас ведут под конвоем? Сольпугам тропка ни к чему, но они идут за нами...
- Вы думаете, нам что-то грозит?
- Нет, не думаю. Во всяком случае, нам ничто не грозит до тех пор, пока мародеры не пойманы. Просто очень странная складывается ситуация: мы здесь для того, чтобы охранять людей... я имею в виду патрульную службу. Но сейчас идем, по сути дела, затем, чтобы остановить людей и защитить сольпугов.
- А по-моему, все равно, - сказал Харвич. - Неважно, кого охранять, просто нужно сохранить равновесие.
- Всё так, - не стал спорить Астахов. - И тем не менее лучше бы от этой планетки держаться подальше. Если бы не Компания, мы бы давно так и сделали.
Из-за деревьев вышел Валерьен и сказал ровным голосом:
- Пойдемте.
За поворотом тропинки открылась большая проплешина в зарослях, и там... Харвич сначала не понял, что это. А потом ему стало плохо. Он отошел к зарослям, окружавшим поляну, и уткнулся лицом в кусты. К нему подошел один из сольпугов, осторожно тронул за рукав. Харвич обернулся. 'Смотри, сказал он себе, - смотри. Здесь люди были, не кто-нибудь. Их работа'.
Поляна была перепахана вдоль и поперек гусеницами танков. Среди вырванных с корнем кустов, среди сочащейся зеленой кровью травы лежали раздавленные сольпуги. Сколько их было, Харвич не мог понять, - наверное, несколько десятков. Размятые, раскрошенные панцири, перекрученные педипальпы... Харвич нашел глазами Валерьена. Тот стоял, наклонив вперед голову, и вид фигуры Валерьена, напряженной и окаменевшей, ударил Харвича по глазам, и стажеру захотелось подойти и командиру и сказать ему... но что?.. Харвич не знал таких слов, которые могли быть сказаны сейчас, на этой поляне.
Астахов негромко окликнул Валерьена:
- Борис! Лучше вернуться на тропу.
Валерьен какое-то время продолжал стоять неподвижно, потом обвел взглядом поляну, и этот взгляд напугал Харвича едва ли не больше, чем изуродованные тела сольпугов.
- Да, - сказал Валерьен. - Возвращаемся на тропу.
Люди и сольпуги вновь углубились в сельву. 'Пересечение двух движений, - с ненавистью думал Харвич. - Пересечение... Сольпуги остались в этой точке, а люди ушли. У них танки... умудрились ведь раздобыть... А нас всего трое. И оружие у нас... Мы их даже остановить не сможем, танк высокой защиты нашими рогатками не подшибешь. Конечно, если бы здесь были десантники, все было бы гораздо проще. Но десантников нет, и нас всего трое'.
Вскоре что-то неуловимо изменилось в сельве. Горячий воздух наполнился грустью, ветви деревьев шевельнулись, уловив слабый ветер там, наверху; на зелень лег сероватый оттенок, притушив яркость красок. Возникли сумерки.
Шедший впереди Деез-Седьмой остановился и что-то протрещал Валерьену. Астахов и Харвич подошли ближе.
- Деез предлагает сделать остановку, - сказал командир.
Деез-Седьмой взмахнул педипальпами, сообщая что-то стоящим позади людей сольпугам, потом обратился к командиру:
- Именуемое патрульный пост не может передвигаться среди растущего, когда нет лучей дня. Ждите восхода. Вернемся.
И все пять сольпугов исчезли в зарослях.
Харвич посмотрел вокруг. Стена деревьев, кустов и лиан по обе стороны тропы казалась непроницаемой и беспросветной, только наверху были окна среди листвы. Но сольпуги ушли именно в стену, впитались в нее, словно большие кляксы в дымчато-зеленую промокашку... и на промокашке не осталось следа.
- Привал, - объявил Валерьен.
Астахов сбросил рюкзак и вытянул из кобуры разрядник. Ярко-белые вспышки распороли темнеющий воздух, кусты и лианы затрещали, съеживаясь, и между деревьями расчистился небольшой участок. Валерьен достал палатку. Через несколько минут патрульные сидели в уютном пространстве походного домика, и Астахов прямо на полу сервировал ужин, а командир задумался, смотрел в стенку, крепко ухватившись рукой за подбородок.
- Олег, - спросил Харвич, - а где же те страсти, которыми вы меня пугали? Мы ведь за целый день никого не увидели.
Астахов не ответил, зато Валерьен словно проснулся. Он посмотрел на стажера, перевел взгляд на Астахова и сказал:
- Да. Я думаю, мы еще очень далеко от ягодников. Но почему нас не ведут прямо по следу?
