рельс, от таких людей надо держаться подальше! Ну и ладно, будем считать, что вчерашним трахом я рассчиталась‑таки с тобой за спасение моей жизни. Адью, трезвомыслящий человек! До Москвы я знаю дорогу! Деньги имеются, – и, уже взявшись за ручку двери, дрожащим от ярости и слез голосом добавила: –‑ И не вздумай бежать за мной – я на лестнице начну все на себе рвать и кричать «помогите, насилуют». Ух, до чего же я тебя ненавижу!
Вторично за этот вечер грохнула входная дверь, а Михай стоял, открыв рот, не в силах что‑нибудь вымолвить во время этого бурного всплеска негодования. Простояв так несколько минут, опомнившись и плюнув на все Олесины запреты, рванулся за ней следом. Выскочив из подъезда, остановился в недоумении: хоть и строились шахтерские микрорайоны в некотором беспорядке, все же расстояние во все стороны от дома, кроме тыльной, просматривалось порядочное. Но нище не было видно одинокой женской фигурки, волочащей кожаного «крокодила». Будто сквозь землю провалилась Олеся...
Глава VIII
Про картошку и разврат
Похоронили Ивана Николаевича. Ему не присвоили очередного звания посмертно. Не того, видать, заслонил он своей грудью. Но младший лейтенант не обижался, он уже ни на кого не был в обиде – всем все простил. Зато не простил Игорь. Он еще там, валяясь на земле перед недостроенным общежитием, на крови Ивана Николаевича поклялся найти его убийц. И ту, которая навела на них. Ее нужно было отыскать в первую очередь, потому что убийц Игорь в лицо не видел, а девицу эту, хоть смутно, но помнил. Намазана она была, конечно, здорово, но не так, чтобы можно было смазать все черты лица. И еще – над верхней губой, почти у самой ноздри у нее была родинка. Маленькая черная точка, но именно она врезалась в память Игоря намертво.
Дежурил он там же, в «Туристе». Через двое суток – в ночь, затем через сутки – днем в патрульной машине. И во время дежурства, и после него –думал и искал, искал и думал. И придумал‑таки, где следует искать эту девицу. Раз она так свободно ориентируется ночью – значит, ночной жизнью живет чаще, чем дневной. Раз так ловко разыграла спектакль, значит, или актриса, или проститутка, ибо только проститутка за хорошие деньги может разыграть такую страсть, на которую способна не каждая актриса. Ну, актрису обычно вряд ли потянет одну в темную улицу. Значит... И Игорь, объезжая на патрульной машине свой кусок городской территории, приглядывался к публике у кинотеатров, гостиниц, ресторанов, вокзала. А в «Туристе» начал иногда обходить столики посетителей, пристально вглядываясь в лица сидящих за ними женщин, чего раньше никогда не делал. Он много чего раньше не делал. Запустил тренировки по регулированию дыхания и приемам рукопашного боя, самбо и выборочно – восточным единоборствам, которые возобновил сейчас с самых азов, отрабатывая и шлифуя каждый прием с филигранной точностью. Для такой отработки нужен был надежный партнер. Он был у Игоря. После смерти Ивана Николаевича в напарники ему «батя» приказом назначил только‑только поступившего к ним в ППС Борю Савелюка, недавно пришедшего из армии в черном берете. Десантник, «морская пехота». Дрался он классно, и руками, и ногами махал исправно, но до подготовки Игоря, который в любой прием вместе с силой вкладывал душу, ему было далековато. Боря отчаянно завидовал Игорю, перелетая через его голову, спину или бедро после очередного броска, матерился, морщась от боли, но, вскакивая, тут же требовал, тяжело дыша:
– Еще, в трикопыта мамочку! – это была его любимая поговорка.
Сдружились они быстро. Разница в возрасте была не такой уж большой, к тому же Борис, как и Игорь, ненавидел несправедливость, насилие, предательство.
А любопытен был до ужаса. Каждое новое, неизвестное, не ощупанное руками или хотя бы не охваченное взором тянуло его к себе, как хороший магнит обыкновенную булавку. И, может быть, по молодости лет плевать ему было на любую опасность, даже смертельную, если предмет наблюдений представлял для него интерес. Приемы он перенимал с лета, но доводить, отшлифовывать их у него не хватало терпения, и он частенько скулил:
– Ну, Гарик, давай дальше, ты мне уже этим захватом с переворотом все мозги поотшибал!
– А ты не падай на мозги! – шутил Игорь, вновь перебрасывая его через себя. – Для этого у тебя есть задница – она без серого вещества.
Оружие было Борькиной слабостью. Особенно револьверы и пистолеты. Видов и систем он знал великое множество, от австрийского «эрика» – малюсенького пистолета калибра 4,65 мм со стволом длиной в пять сантиметров до германского «Маузера‑712», у которого длина ствола 140 мм. А однажды выспорил бутылку у заезжего майора‑оружейника, заявив тому, что «маузер» десяти‑ и двадцатизарядный – это, мол, чепуха всеизвестная, а вот есть еще и шестизарядные пистолеты этой системы. Майор, однако, не ударил в грязь лицом и выспорил у него бутылку обратно, объяснив, что есть пистолеты меньше «эрика» – это «Колибри» системы Пеппера. Его длина всего 70 мм, а калибр патрона 2,7 мм. Пораженный Борька поставил майору две.
В данный момент Игорь нашел его в отделении. Устроившись в комнате для допросов, Борис с увлечением ковырялся в какой‑то диковинной винтовке – с прямым прикладом, толстоствольной коробкой и трубой под ней. Также у нее были две спусковые скобы, удобная красивая рукоять и несколько скошенный магазин с патронами. Блаженная улыбка удовлетворенного любопытства сияла на его физиономии. Увидя вошедшего Игоря, он возбужденно заорал:
– Гарик, ты когда‑нибудь видел хоть во сне такую штуковину? Это же легендарная штатовская! Штурмовая винтовка «Армалит‑Р15», прообраз знаменитой М16! Гляди, шпарит что очередями, что одиночными. Да еще подствольный гранатомет М203! Странная штука! Никогда бы не подумал, что встречу это в прозаическом Донбассе. А привезли ее с Кубани продавцы картошки. Для самообороны –как объяснили. Кому понадобится отбирать у них картофель – ума не приложу!
– Да не картофель у них будут отбирать, дурья твоя башка! Деньги, которые они уторговали, – вот что интересует налетчиков. Кстати, не один уже предприимчивый хозяин с юга поплатился жизнью за удачно сбытый товар. Ты что, не в курсе?
– Да в курсе я, в курсе, но ты погляди, какая красавица! И оптику есть где пристроить...
У Игоря в голове мелькнула шальная мысль.
– Слушай, а ты задержал этого... любителя картошки?
– Обижаешь, начальник! Сидит в КПЗ мужичок. Нету майора нашего, чтобы допросить по всей строгости, вот он его и дожидается. Только знаешь, жаль мне почему‑то этого колхозника. Ведь по мозолям на руках видно, что урожай сам вырастил. Да еще «Колхиду» нанял. Как пить дать впаяют ему за хранение огнестрельного оружия.
– А протокол задержания составил? – уточнил Игорь.
– Да нет пока, вот майор придет...
– А ну, тащи сюда своего колхозника! Да прибери с глаз эту артиллерию!
– Момент! – Борька ловко собрал винтовку, пощелкав затвором, затем довольно цокнул языком, сунул ее в какой‑то закуток и выкатился из кабинета. Через десяток минут появился в сопровождении мужичка лет 35‑40 в поношенной болоньевой куртке и черных штанах в серую полоску. Кисти его рук, которые мяли сейчас кепку‑восьмиклинку, сразу привлекли к себе внимание: большие, со вздувшимися венами и выпуклыми желтяками мозолей на ладонях. Таким рукам подвластно все: топор, молоток, поперечная пила и рубанок, штурвал комбайна и черенок лопаты. А в случае грозящей Отчизне лихой напасти в эти же ладони удобно и ловко ляжет приклад винтовки или автомата, рукоятка танка или зенитного орудия. Закончатся патроны – эти жилистые руки перед смертным часом вопьются в шею оккупанта, чтобы не одному покидать этот мир. В общем, это надежные руки и принадлежали они надежному мужику.
Взор у надежного мужика, однако, был растерянным и безнадежным. Понял, что его ждет, и приготовился к худшему. Сжав намертво в руках кепку, умоляюще уставился на Игоря.
– Ребята, может, разойдемся как‑нибудь, а? Что греха таить: попутал бес с винтовкой – обменял на кабанчика освежеванного. Но тому есть причина: прошлый год кум поехал на своем «газоне»
