– Эй, касатик! – услышал он вдруг старческий голос.
Глеб остановился и повернул голову на голос. В паре шагов от него стояла низенькая, тощая старуха с сучковатой палкой в руке.
– Тебе чего? – грубо осведомился Глеб.
– Не поможешь ли?
– В чем?
Старуха сделала шажок к Глебу, улыбнулась и сказала:
– Бабкой Потворой меня кличут.
– Вот как? И чего тебе нужно, бабка Потвора?
Старуха быстро огляделась по сторонам, вытянула голову к Глебу и проговорила хриплым шепотом:
– Девка нужна?
– Девка? – Глеб прищурил недобрые глаза. – Так ты сводня? – догадался он.
Старуха ухмыльнулась.
– Можно и так сказать. Я в Хлыни всех девок знаю, касатик. Любую могу сосватать. А коли не хочешь свататься, то могу и так привести. Времена нынче тяжелые да голодные, а кушать хочется всем.
– Прости, бабуля, но мне сейчас не до девок.
Глеб хотел пройти мимо, но старуха преградила ему дорогу и торопливо произнесла:
– Не хочешь девку, так дай погадаю!
– Не хочу я твоего гадания, – раздраженно проговорил Глеб. – Дай пройти.
Однако старуха оказалась стойкой.
– Тогда помоги, чем можешь, – сказала она требовательным голосом. И добавила, сменив тон на елейный: – Всю ночь за тебя буду молиться, касатик! Все коленки сотру, а вымолю у богов для тебя удачу!
– Ты настоящая заноза, – с усмешкой проговорил Глеб. Он достал из кармана кошель, вынул медяшку и протянул старухе. – Держи.
Бабка Потвора протянула узловатые пальцы и вдруг схватила Глеба за запястье, да так крепко, что он едва не вскрикнул от боли.
За спиной у Глеба раздался шорох. Он оглянулся, но в ту же секунду в глазах у него вспыхнуло, и мир вокруг стал стремительно темнеть.
– Прости, касатик, – прозвучал в его угасающем сознании насмешливый голос старухи. – Времена нынче тяжелые, а кушать хочется всем.
Последнее, что Глеб увидел перед тем, как потерять сознание, это две обветренные, морщинистые рожи, склонившиеся над ним. Последнее, что почувствовал, – то, как чьи-то ловкие пальцы умело обыскивают его карманы.
...Придя в себя, Глеб приподнял ушибленную голову и зашипел от боли. Затем осторожным движением ощупал затылок, пытаясь оценить «масштаб разрушений». Шишка была внушительная, и ссадина довольно глубокая, однако череп был цел, а это главное.
Глеб сел на снегу. Подрагивающими пальцами вынул из кармана охотничьей куртки берестяную коробку с самокрутками, достал одну и сунул в рот. Посидел так немного, посасывая незажженную самокрутку и постепенно приходя в себя. Затем, борясь с головокружением, поднялся на ноги.
Осмотрел пояс, кобуру и ножны. К удивлению Глеба, меч и ольстра были на месте. Видимо, грабители побоялись к ним прикасаться, посчитав их нечистыми, заговоренными вещами.
– Да здравствуют язычники, – хмуро пробормотал Глеб и принялся проверять карманы.
Мешочка с бурой пылью в кармане штанов не было. Однако воры слишком торопились и, схватив мешочек, не заметили, что тот уцепился за сухой клочок порванной оленьей кожи. От рывка мешочек порвался, и часть бурой пыли просыпалась в карман.
Глеб осторожно и бережно сгреб остатки пыли в кучку. На ощупь получалось не больше двух щепотей. Этого должно хватить на пару-тройку хороших доз.
Не нашли грабители и небольшой кошель, который Глеб хранил в тайном кармане, пришитом к шерстяной поддевке. Видать, сильно торопились.
Глеб перевел дух, поднял с земли шапку и нахлобучил ее на голову. Больше никаких мыслей о Дионе! Пора заняться делом.
6
Ярко полыхал небольшой костерок. Вокруг него сидели на волглых бревнах, грея над огнем руки, бродяги.
– Старики рассказывали, хорошо было в старину, – тихо сказал один. – Дешевле, сытнее, благообразнее. По деревням мужики с бабами хороводики водили. На посадах народ жирел от лени. О разбоях не слыхивали. Эх, были времена, да прошли!
– Да-а, – вздохнул другой. – Было времечко. А нынче-то человек человеку – волк.
– Лет через сто, чай, и людей-то нормальных не останется, – глядя на огонь, с горечью проговорил третий. – Одни убивцы да грабители.
– Да хватит вам причитать-то! – весело сказал четвертый, совсем еще молодой парень в рваном полушубке и грязной суконной шапке, надвинутой на глаза. – На наш век добрых людей хватит, а там – хоть трава не расти.
Парень хотел добавить еще что-то, но тяжелая рука опустилась ему на плечо, и грубоватый голос поприветствовал:
– Здорово, Пичуга!
Парень вздрогнул и задрал голову.
– Первоход! – выдохнул он.
– Он самый. Давай-ка отойдем в сторонку. Разговор есть.
Пичуга и рад был бы не идти, но сильная рука взяла его за шиворот, поставила на ноги и увлекла за собой.
Отведя Пичугу на десяток шагов от костра, Глеб остановился и выпустил ворот драной шубейки парня из сильных пальцев.
Бродяга втянул голову в плечи и опасливо огляделся по сторонам, будто ожидал какого-нибудь подвоха. Затем взглянул на Глеба и сказал:
– Давненько тебя не было в наших краях.
– Да, – согласился Глеб. – Пришлось попутешествовать. Ну, а как ты? Все нищенствуешь?
Пичуга усмехнулся:
– А куда ж я денусь.
– И как заработок?
Парень вздохнул:
– Плохо. Народ нынче стал бедный да прижимистый. Куска хлеба не допросишься, не говоря про медяшку.
– Не прибедняйся, Пичуга, – с сухой усмешкой проговорил Глеб. – У тебя дела идут неплохо даже в голодную пору.
– С чего это ты взял? – насторожился бродяга.
– Да нога у тебя, я вижу, новая.
Пичуга покосился на свою деревянную ногу и сказал оправдывающимся голосом:
– То мне плотник Шкряба за бесценок сладил.
– Да ну? – Глеб хмыкнул. – За бесценок? И чего это он стал такой добрый?
– Так ведь задолжал он мне, – развязно сообщил Пичуга. – Еще с тучных времен. Вот деревяшкой и откупился.
Глеб сдвинул шапку на затылок и, насмешливо прищурившись, вгляделся в лицо бродяги.
– Значит, ты теперь в этой части города пажити объедаешь, – скорее констатировал, чем спросил он. – И давно ли?
– Да уж с месяц. А что?
– Ничего. Дивляна-ходока знал?
Пичуга задумался – по всей видимости, решая, что будет выгодней, сказать правду или соврать. В конце
