– Ничего не понимаю. А ты, дознаватель?
– Я тоже, – хмуро откликнулся Замята. – Да и какая разница, что он там вытащил из плиты. Единственное, чего я хочу, это вернуться домой живым и невредимым.
Десятник Видбор поправил на голове шелом, взглянул на суровое лицо Глеба и спросил:
– Ты можешь загнать этот туман обратно в землю, Первоход?
Глеб пожал плечами:
– Не знаю. Но я попытаюсь это сделать.
Некоторое время Видбор размышлял над словами Глеба, затем сказал:
– Может, этого и не нужно? Если ты утопишь «перевертень», призрачные твари не смогут больше разгуливать за межой.
– Это так, – согласился Глеб. – Но ты уверен, что они не найдут другого способа вырваться наружу?
Видбор не нашелся, что ответить, и посмотрел на Замяту. Тот пожал острыми плечами и сказал:
– Не смотри на меня, десятник. Я, так же, как и ты, слышу эту историю впервые.
Глеб глянул на их хмурые, недовольные лица, усмехнулся и сказал:
– Сами видите, парни, что у меня нет другого выхода. Но вы не беспокойтесь. Если нужно будет сунуть голову в пекло, я сделаю это первым. И постараюсь, чтобы ваше участие не потребовалось.
– Для человека, который впутал нас во все это, ты слишком любезен, – с ироничной ухмылкой заметил дознаватель. – Но все равно спасибо.
Несколько минут шагали молча. Чащоба вокруг становилась все мрачнее, несмотря на то что солнце уже взошло. Похоже, этот лес был краем вечных сумерек.
– Если нам удастся выбраться отсюда живыми, уйду в отставку, – сказал вдруг десятник Видбор. – Буду, сидя у очага, рассказывать об этом приключении своим внукам.
– А у тебя есть внуки? – удивился Замята, который знал, что у большинства дружинников и охоронцев семей нет, да и не может быть.
Видбор покачал головой:
– Пока нет.
– А дети?
– Тоже нет.
– Ну а жена? – спросил тогда Замята. – Жена у тебя имеется?
– И жены пока нет, – невозмутимо ответил десятник. – Вот выйду в отставку и заведу. – Он улыбнулся и добавил: – Дурное дело нехитрое.
Дознаватель всмотрелся в резкие морщины Видбора и насмешливо вскинул бровь.
– Сколько же тебе лет, ратник?
– Через седмицу после праздника Макоши будет сорок, – ответил тот.
Замята улыбнулся:
– Не поздновато ли ты собрался обзаводиться семьей?
– Нет. В самый раз. Ты не смотри, что я наполовину седой. В мужском деле я еще ого-го!
Дознаватель хмыкнул и сказал:
– В этом я не сомневаюсь. Ты мужчина крепкий и напористый. Девки таких любят. Но не думаю, что тебе удастся дождаться внуков.
– Это еще почему? – нахмурился Видбор.
– Да потому. Вот скажи сам: сколько раз ты был ранен?
Десятник нахмурил широкий лоб, припоминая, затем ответил:
– С десяток раз наберется. Если не считать мелочей. А что?
– Раны-то, небось, к непогоде ноют?
Видбор невесело вздохнул:
– Еще как.
– И поясница по осени болит?
– Бывает и такое. Да ты почему спрашиваешь-то?
Замята усмехнулся:
– Дальше будет еще хуже. Лет через пять охромеешь. А через десять будешь лежать на печи, не в силах разогнуться, и молить, чтобы Чернобог да Марена поскорее прибрали тебя к рукам.
Десятник задумался. Пару минут он молчал. Потом вздохнул, как вздыхают старики, тяжело и хрипло, и сказал:
– А ведь ты прав, дознаватель. На ратной службе у меня не было времени как следует об этом подумать. – И он снова вздохнул, еще тяжелее, чем прежде. – Походы, битвы, лекарни... Жизнь пролетела так быстро, что и заметить не успел. Грустно все это.
– То-то, что грустно, – кивнул Замята. – Ничего ты уже не изменишь, десятник. И помереть тебе лучше на бранном поле, пока ты еще хоть на что-то годен.
Видбор метнул на дознавателя хмурый взгляд из-под сдвинутых бровей, но возражать не стал. Еще немного прошли молча, затем Глеб поднял руку и приказал:
– Стоп!
Путешественники остановились.
Глеб опустился на колени, затем лег грудью на влажную траву и прижал к земле ухо. Полежал так немного, вслушиваясь, затем отнял ухо от земли, поднялся на ноги и сказал:
– Сюда что-то движется. Что-то очень большое.
Замята побледнел, а Видбор сдвинул брови и уточнил:
– Как близко?
– Верстах в четырех от нас, – ответил Глеб.
– Мы можем убежать?
Глеб покачал головой.
– Вряд ли. Но попробовать стоит. Если боги нам помогут...
– Я задержу это «очень большое», – спокойно перебил десятник.
Три пары глаз с изумлением уставились на него.
– Ты хочешь остаться здесь один? – не поверил своим ушам Глеб.
– Да. Я приму бой, – просто ответил Видбор.
– Позволь тебе напомнить, друг, – заговорил Замята напряженным голосом, – что эта тварь, скорее всего, растерзает тебя.
– Может, да. А может, нет. Ну, а коли погибну, так жалеть тут не о чем.
– Жалеть всегда есть о чем, – возразил Глеб.
– Брось, Первоход. – Десятник улыбнулся и кивнул на Замяту. – Ты ведь слышал, какую будущность обрисовал мне княжий дознаватель.
– Я молол чушь, – заверил его Замята и нервно облизнул сухие губы. – Не так уж ты и стар. У тебя еще могут быть и дети и внуки.
Видбор покачал головой.
– Нет, друг. Моя судьба – это поле битвы. На ней я прожил, на ней и умру. Идите вперед и не вздумайте возвращаться.
Замята и Глеб переглянулись.
– Оставить тебе лук со стрелами? – дрогнувшим голосом спросил Замята.
Видбор покачал головой:
– Нет. Лучник я неважный. Зато уж мечом владею лучше всех в княжестве.
Дознаватель хмыкнул:
– Не знаю, какой ты лучник, но хвастун ты отменный, десятник.
Видбор улыбнулся.
– Какой же богатырь не любит прихвастнуть.
И тут чудовищный, нечеловеческий рев прокатился по глухой чащобе. А следом за ревом путешественники услышали другой звук – будто что-то огромное продвигалось по чащобе, пробивая себе путь через кустарники, круша и ломая молодняк деревьев.
Замята передернул плечами.
