— Почему у неё выйдет лучше? — спросил он.
— Лайан, — объяснила Элисс, — совершил одну большую ошибку. Он собрал вокруг себя одних лишь воинов. Он собрал вокруг себя солдат и повёл их против солдат Дома Эллона. Он знал, что идёт сражаться против хорошо обученной армии профессионалов, и верил в то, что помощь ему не понадобится. Аня, я думаю, будет благоразумнее. Ну всё, я настроила, а ты?
Реган попросил её сыграть ноту и стал подбирать соответствующий звук на своей флейте.
— Кто такая Аня? — повторил он. — Ты сказала, что она дочь потерпевшего неудачу бунтовщика. Но это не очень хорошая рекомендация.
— Она — Та Кто Ведёт. Но её армия будет совершенно не похожа на армию её отца. Я буду вместе с ней. Вместе с нами будут другие певцы и даже дрёма.
— Но, — сказал Реган, чувствуя, как флейта становится частью его самого и как её звуки достигают небес, где их могут слышать тучи, — ты всё же не ответила на мой вопрос. Кто такая Аня?
— Сейчас она действительно ребёнок, — повторила Элисс. — У неё ещё растёт грудь и только-только начались менструации, но очень скоро ока станет взрослой. Если ты позволишь мне войти в твой разум, я покажу тебе, где она, чтобы сразу после бури ты нашёл её и предложил всё, на что способна твоя музыка. Я не обещаю, что буду рядом с тобой, но постараюсь прийти к вам, как только смогу.
Реган воспроизвёл на своей флейте целый водоворот звуков, и Элисс повторила эту трель, перебирая пальцами струны арфы. Зона спокойствия, окружавшая их, расширилась настолько, что занимала уже весь овраг. Музыка остановила бурлящий внизу лоток и заставила его течь в обратную сторону до тех пор, пока он не иссяк. И наступила тишина, только эхо отражалось от склонов оврага. Элисс и Реган, раскачиваясь в такт музыке, сплетали из звуков волшебные ковры и улыбались друг другу, когда им удавалось что-то совершенно необыкновенное.
Реган оторвал флейту от губ и внимательно осмотрел её. Провёл по ней пальцами и вспомнил женщину, которая была так добра к нему в своё время.
— Я не хочу умирать, — сообщил он Элисс.
— Да, пока рановато, — сказала она.
— Я полезу на склон.
— Это скучное занятие. Я перенесу тебя туда.
Он обнаружил, что поднимается по воздуху рядом со склоном, и вскоре оказался на самом верху. Он лежал рядом с ней на жёсткой траве, и колючие стебли царапали его щёки. Они оба посмотрели на дно оврага, во которому с новой силой нёсся яростный мутный ноток.
— Послушай, какой интересный аккорд, — сказала она и провела пальцами по струнам.
Реган посмотрел на неё с неприязнью: она была слишком самоуверенна.
— Прислушайся повнимательней, — продолжала она, делая вид, что не замечает его взгляда. — Когда ты будешь искать девочку, представляй себе, что слышишь этот аккорд. И он приведёт тебя к ней.
Реган снова оказался в одиночестве, только на этот раз не в овраге, а на его краю. Дождь снова нещадно хлестал его по голове и плечам. Он осмотрелся вокруг — Элисс нигде не было видно. Кругом лишь мокрая грустная трава, прибитая к земле дождём.
Он вспомнил аккорд, который наиграла ему Элисс, и тотчас понял, куда ему идти. Позже, когда дождь кончился, он сочинил новую мелодию для своей флейты — весёлую джигу, не имеющую ничего общего с беспокойным состоянием его души.
* * *
Магам было тяжело найти место в своей гелиоцентрической космологии для певцов типа Элисс и Регана, а также для дрём, поэтому они, с присущей им мудростью, и не пытались этого делать. К тому же певцы и дрёмы всегда избегали эллонов, не желая, чтобы их магические силы служили тиранам. Деспоты считали рассказы о них не более чем легендами, и маги всячески поддерживали в них эту уверенность. Пусть Деспоты продолжают считать, что магия принадлежит исключительно магам — тогда они в безопасности. В действительности же всё было совершенно не так.
Никто не помнил, как давно это было, но берега Альбиона от Внешнего Мира не всегда отделял туман. Несмотря на уверенность самих эллонов в том, что туман окружал Альбион вечно, даже их собственные легенды говорили о другом. Будто бы примитивные судёнышки с людьми из Мира когда-то подходили к берегам Альбиона. Один из таких кораблей под названием «Эллон» высадил на остров пионеров, приплывших из места под названием Безымянный Город. Люди должны были обследовать неизвестную землю, а затем, если найдут её подходящей, вернуться домой, чтобы привести за собой флот колонистов. Вместо этого, найдя эту землю даже слишком подходящей, они решили заселить её самостоятельно, предоставив остальных своих соплеменников их собственной судьбе.
В те времена Альбион сильно отличался от Мира. Его население, проживавшее в сельской местности, было разреженным и занималось почти исключительно земледелием. Правда, существовавшее положение вещей никак нельзя было назвать раем — люди страдали от голода, болезней и умирали сотнями. Что самое интересное — магия, казалось, не существовала в жизни этих людей. Даже деревенские лекари применяли для своего ремесла только травы и целебные минералы. Любое деяние было результатом труда, а не следствием заклинаний. Звёзды — лишь огоньками в небе, а не тропой к могуществу и власти. Колонисты оказались людьми ограниченными и не заметили, что каждый абориген объединён со своей землёй совершенно особой магией, пусть пассивной, но отнюдь не слабой.
Среди людей на борту «Эллона» были и колдуны. А в трюмах кораблей хранилось немало оружия. В то же время крестьяне Альбиона были неорганизованны и даже не имели чёткой структуры власти, поэтому завоевание страны прошло безо всякого труда.
Своим последним и величайшим заклинанием, для которого потребовалось призвать всю магию Мира, когда воздвигли барьер вокруг Альбиона, сместивший остров во времени таким образом, что солнце постоянно оставалось над ним почти в зените, а звёзд и луны вообще никогда не было видно, в то время как в остальных странах всё оставалось по-прежнему и дни сменяли ночи, а года сменяли года. Время в Альбионе почти всегда отличалось от времени в Мире на несколько секунд — эти несколько коротких мгновений образовывали как бы непробиваемую стену.
Но заклинание оказалось несовершенным, и поэтому разница во времени была непостоянной, а солнце то и дело отклонялось от зенита. Иногда, впрочем, очень редко, время в Альбионе на короткое время совпадало со временем в Мире, создавая тем самым дыры в туманном барьере. Возможно, математики Мира и могли бы предсказать, когда наступают такие моменты, если бы знали все детали заклинания, произнесённого колдунами. Первые эллонские маги, конечно, помнили эти детали, но им не хватало научных знаний Мира для предсказания точного времени возникновения прорывов. К тому же они вскоре обнаружили, что магия — это зверь, трудно приручаемый. Та малая её часть, которой они когда-то обладали, была теперь не в их власти, и они стали бессильными магами без магии. Оставив колдунов, их магия объединилась с магией этой земли, и возник некий конгломерат, уже совершенно независящий ни от каких деяний смертных: правители Эллонии были лишь видимостью — истинным хозяином страны являлась магия.
А магия была капризной. Она, как ребёнок, любила играть и ломать свои игрушки.
Древние связи между аборигенами и землёй за редким исключением были теперь нарушены, потому что сама земля в игривых руках магии перестала быть стабильной, находилась в состоянии постоянного изменения. Эта геоморфологическая нестабильность привела к полной неопределённости восприятия реальности во всём Альбионе. Его жители одновременно проиграли и выиграли от этого: они потеряли намять о прошлом, но в условиях тирании Эллонии такое забвение было спасительным. Будущее? О каком будущем могла идти речь, если не существовало стабильного прошлого?
А как же сами эллоны? Магия решила полностью оградить себя от них (хотя эллонские колдуны изображали дело таким образом, будто это они отвергли магию, как навязчивую проститутку). Эллоны, не посвящённые в секреты магов, считали, что весь их народ обладает врождёнными магическими способностями. Иначе почему, куда бы они не пошли, изменения на поверхности земли прекращались и реальность фиксировалась?
Магический конгломерат был отнюдь не однороден: он состоял из множества частей, его составляющие иногда не соглашались друг с другом, и бунтующая субстанция вселялась в души некоторых
