Сиверс вдруг спросил с любопытством:
– А если б их сюда, в Лихаревку? Что бы они тут сделали?
Шофер задумался. Помолчав, сказал:
– Немцы – они аккуратные люди. Если б их сюда... Они бы отсюда... убежали.
– Так-таки и убегать, если грязно? – спросил Сиверс.
Шофер поглядел искоса. Кто его знает, что за человек?
Некая тупость отобразилась на его лице.
– Не могу знать, – сказал он и до конца поездки рта уже не раскрыл.
Машина подъехала к почте. Сиверс вышел, держась за фуражку. Молодая почтальонша с веселыми, обведенными пылью глазами выходила на улицу с тяжелой сумкой через плечо. Она помахала ему рукой:
– Товарищ генерал Сиверс! А вам опять телеграмма! Ну, любят же вас в Ленинграде, прямо завидки берут!
Сиверс расписался в рвущейся на ветру разносной книге и прочел телеграмму: 'Звягинцев советует немедленно возвращаться тчк целую Лиля'.
Уф, отлегло. Значит, дело не в детях. Он сличил две телеграммы утреннюю и эту, – вторая отправлена на час раньше первой. Видно, Лилька послала эту, потом побоялась, что буду беспокоиться, и приписала: 'положение не угрожающее'. Вот глупая баба! От таких приписок кондрашка может хватить. Но в чем все- таки дело? А, неважно. Главное, с детьми ничего не случилось – это главное.
Он вошел в здание почты и обратился в окошко, за которым стучал аппарат:
– Пожалуйста, срочный разговор с Ленинградом.
Высунулась патлатая девушка и прокричала:
– Сколько раз говорить надо! Москву, Ленинград не соединяем. Повреждение на линии.
– Внимание... Огонь!
Секунда тишины – и нарастающий свист, постепенно переходящий в шелковый шелест.
Снаряд пролетел мимо цели и упал далеко в степи. На месте взрыва выросло пылевое облако, быстро сдутое в сторону ветром.
– Опять мимо! Вот паралитики! – крикнул майор Скворцов. – Теткин, черт тебя подери, руки у тебя или задние конечности шимпанзе?
– А я виноват? – огрызнулся Теткин. – Я по всем правилам наводил. Согласно теории.
– А как ты, великий теоретик, вводил поправку на ветер?
– Ясно как – по Сиверсу.
– Может, в обратную сторону отложил?
Теткин негодующе фыркнул.
– Такой ветер учесть нельзя, – вмешался Джапаридзе. – Он ни в какие правила стрельбы не укладывается.
– Сказал бы я тебе, кто ты такой, да при дамах неудобно.
Дамы – Лора Сундукова и Лида Ромнич – сидели тут же на снарядных ящиках. Лора с фотоаппаратом через плечо и штативом у ноги воевала со своим платьем, которое все норовило раздуться. Лида Ромнич была в брюках. Она сидела спокойно, сложив ладони между колен и слегка согнув длинные, мальчишеские ноги.
– Сраму-то! – продолжал Скворцов. – Приедет генерал Сиверс: 'А ну-ка, братцы, что вы тут без меня сделали?' – 'По тушканчикам стреляли, товарищ генерал'. Нет, хватит. Следующий раз навожу сам. Тоже мне специалисты, интеллигенты занюханные.
Лида Ромнич медленно поглядела на него и опустила глаза. 'Эх, сфальшивил', – подумал Скворцов. Впрочем, не беда. Впереди еще целых четыре дня, он еще исправится. Сейчас для него всего важнее было попасть в самую точку. Навести и попасть. Он попадет. Он всегда верил в свою удачу, и она его, в общем- то, не подводила.
– Готовить следующий, – приказал он.
Горячий ветер дул порывами, сохраняя направление, но меняя скорость. Под ветром бурьян в степи весь полег, прижавшись к земле, еле шевеля иссохшими пальчиками. Сквозь мутную мглу наверху солнце проклевывалось, как воспаленный, нехороший глаз. Невдалеке от стрельбовой площадки сидел на земле самолет-мишень, тупорылый и обреченный, черными крестами размеченный на убой. От ветра он был закреплен на расчалках. Расчалки натягивались и звенели, самолет рвался, как животное на цепи. Солдаты готовили очередной выстрел под наблюдением ведущего инженера – тощего верзилы с медным равнодушным лицом.
– Готово, товарищ майор, – доложил ведущий. – Сами наводить будете или как?
– Сам, – ответил Скворцов. – Тряхнем стариной.
Ну, теперь держись. Он посмотрел в окуляр прицельной трубки. В поле зрения отчетливо был виден перевернутый самолет с небом внизу, черный крест на борту фюзеляжа и паутинное перекрестие оптики. Надо попасть в черный крест, прямо в сердцевину черного креста. Взять поправку на ветер. Ветер по метео – тринадцать – пятнадцать метров в секунду. Он прикинул поправку в уме и стал осторожно перемещать перекрестье, попеременно вращая рукоятки горизонтальной и вертикальной наводки. Кажется, навел.
– Внимание... Огонь!
Опять нарастающий свист и шелковый шелест. Потом тупой удар. Снаряд попал в самолет. Взрыва не было.
– Тьфу ты, пропасть, взрыватель отказал! – крикнул Скворцов.
– Куда ж ты угодил, босяк? – спросил Теткин.
Скворцов взял бинокль. В районе черного креста пробоины не было. Куда же, черт возьми, делся снаряд?
– А вот он! – крикнула Лора.
На самом деле, у корня правой плоскости, в зоне топливных баков, торчал снаряд – маленький и черный, крестообразным хвостом наружу.
– Снайперская стрельба, – захохотал Теткин.
– А ну тебя, – отмахнулся Скворцов. Он внимательно вгляделся в точку попадания. Над ней потихоньку поднималось синее курящееся облачко.
– Горит, что ли? – спросил Теткин.
– А кто его знает. Кажется, горит.
– Отчего ему гореть, когда взрыва не было? – спросил Джапаридзе.
– При ударе иногда загорается.
– Не видал.
– Ты, брат, много чего не видал. Молодо-зелено, толсто-бело, – сказал Теткин.
Джапаридзе, сильно похудевший и загоревший за последнее время, обиделся и замолчал.
Скворцов смотрел в бинокль Облачко разрасталось. У его корня полыхнул крохотный оранжевый язычок.
– Похоже на пожар.
– Угораздило же тебя, – попрекнул Теткин. – В самые баки! Туда надо было в последнюю очередь.
– Благодарю за ценное указание.
Скворцов злился.
– А горючее в баках есть?
– Остатки. Опасно не горючее, а пары. При такой температуре...
– Да, разнесет всю плоскость к чертовой матери. Эх, жалко. Другой мишени-то не дадут.
– Не нуди.
Скворцов был огорчен и раздосадован. Он не привык к неудачам, а тут еще...
– Что же, рванет он в конце концов или не рванет? – нетерпеливо спросил Теткин.
– Только на нервы действует, – пожаловалась Лора.
Ведущий спокойно выбрал себе ящик, сел и закурил, искусно заслонив ладонями огонь.
