зрительной трубе, установленной на треножном штативе, и переговаривались между собой.
— Ага! Вот и он! — воскликнул Меншиков.
Тотлебен на взмыленном Вороне скакал в гору к библиотеке. Его обычная посадка, когда всадник и конь казались вылитыми сразу из чугуна в одной форме, изменилась: квадратная, грузная фигура инженер- полковника, порхая на скаку в седле, отделялась от коня. Тотлебен летел!..
Он появился на вышке сияющий, возбужденный.
— Поздравляю вас, ваша светлость! Поздравляю вас, господа!
— Благодарю, — ответил Меншиков. — И вас, полковник, судя по тому, как вы сияете, тоже надо поздравить. Но с чем?
— Ваша светлость, неприятель, вы это видите собственными глазами, начал рыть траншеи. Штурма не будет. Они отказались от штурма! Вспомните наш разговор: я утверждал — они перейдут к правильной осаде...
Меншиков с сомнением усмехнулся:
— Я хотел бы видеть это не собственными глазами, а вашими, полковник. Напротив, я уверен, что они начнут и кончат штурмом. Разумеется, штурм будет предварен артиллерийской подготовкой. А посему, — Меншиков обратился к Корнилову, — я считаю необходимым усилить гарнизон Севастополя несколькими полками армейской пехоты.
— Очень хорошо, ваша светлость! — с легким поклоном ответил обрадованный Корнилов.
Англичане захватили Балаклаву и водворились в ней. Английский флот вошел в Балаклавскую бухту и приступил к выгрузке тяжелых пушек и прочего снаряжения. Французам в Камышовой бухте прежде всего пришлось заняться на пустом берегу постройкой бараков для материалов, свезенных с кораблей. Своему барачному поселку французы дали название «город Камыш».
Маршал Сент-Арно, измученный болезнью, сдал командование французской армией генералу Канроберу и отправился на корабле в Стамбул лечиться. В пути он умер. Командование французскими армиями перешло к человеку робкого, нерешительного склада. Лорд Раглан снова предложил штурмовать Севастополь, не откладывая. Канробер ответил отказом, опасаясь удара во фланг и тыл со стороны армии Меншикова. Разведка, произведенная союзниками, говорила, что русские хотя и не успели закончить крепостные работы, но вооружили батареи тяжелой артиллерией, снятой с кораблей. Для успешности штурма сначала было необходимо ослабить огонь русских батарей бомбардировкой — так полагал Канробер. Вняв этим доводам, и англичане отказались от попытки взять Севастополь одним ударом. Союзники решили приступить к правильной осаде и принялись устанавливать осадную артиллерию на высотах, господствующих над Севастополем.
Защитники Севастополя, поглощенные целиком постройкой укреплений, все-таки мешали осадным работам неприятеля небольшими вылазками пехоты с полевой артиллерией и обстрелом из пушек высот, занимаемых союзниками. Вылазки и обстрел не позволяли французам и англичанам строить батареи и ставить орудия на близком расстоянии от города.
Меншиков бездействовал, хотя его армия получила подкрепления. Главнокомандующий продолжал считать свои силы недостаточными и непрерывно бомбардировал Петербург просьбами о посылке еще нескольких дивизий. Солдаты строили для себя шалаши и рыли землянки на Северной стороне, в то время как на Южной стороне моряки, саперы и жители копали рвы, насыпали валы и устанавливали пушки.
В начале октября Севастополь опоясался цепью батарей. Бастионы и батареи соединялись, где нужно, окопами, приспособленными для защиты от штурма ружейным огнем.
Днем 4 октября на стороне неприятеля замечалось оживленное движение. Рыбаки сообщали, что флот союзников готовится выйти из своих убежищ. На следующий день следовало ожидать бомбардировки города с суши и моря. Если бы неприятелю удалось подавить огонь русской артиллерии, мог последовать штурм.
— Завтра будет жаркий день, — говорил Корнилов своим сотрудникам. — Англичане употребят все средства, чтобы произвести полный эффект. Боюсь, что у нас от непривычки будут большие потери. Впрочем, наши молодцы скоро устроятся. Без урока обойтись нельзя, а жаль: многие из нас завтра лягут!
— Вам надо беречь себя, Владимир Алексеевич! — сказал один из окружающих.
— Не время теперь думать о своей безопасности, — ответил Корнилов. — Если завтра меня где- нибудь не увидят, что обо мне подумают?!
На рассвете 5 октября вахтенный начальник оборонительной казармы над Пятым бастионом увидел в подзорную трубу, что на валу французов копошатся люди, выбрасывая мешки с землей: неприятель открывал орудийные амбразуры.
Вахтенный приказал барабанщику бить тревогу. Орудийная прислуга стала к орудиям.
В семь часов утра с французской батареи грянули один за другим три выстрела из тяжелых мортир. Это было сигналом для начала общей канонады.
Пятый бастион ответил на первый выстрел с французской батареи пальбой из всех пушек. Тревога прокатилась по всему фронту обороны, с правого фланга на левый. Вчера еще противники не знали определенно мест огневых точек — первые залпы указали обеим сторонам эти места, цели определились. Началась артиллерийская дуэль.
Солнце взошло в полном блеске на безоблачном небе, но уже через несколько минут после начала канонады затмилось от порохового дыма и казалось бледным месяцем. Сизая мгла скрыла окрестность. С русской стороны вскоре сделались невидимы за мглой порохового дыма даже вспышки неприятельских выстрелов. Пользуясь наводкой, сделанной при первых залпах, комендоры продолжали палить в неприятельскую мглу. Сказалась приобретенная на кораблях привычка «палить всем бортом» по близкой цели. В короткие минуты затишья с неприятельской стороны слышался рокот барабанов. Могло случиться то, в чем Меншиков был уверен: за дымовой завесой французы и англичане ринутся в атаку. На этот случай около всех орудий на бастионах и батареях была припасена картечь. Стрелки со штуцерами сидели в траншеях наготове, чтобы встретить штурм ружейным огнем. Позади укреплений в городе и на Корабельной стороне стояли в ружье батальоны, готовые отразить атаку штыками.
С рассвета Корнилов был на коне и объезжал линию укреплений, показываясь всюду. Ночью ему плохо спалось; снов ему никаких не снилось, но и во сне не покидали озабоченность и тревога. Он скакал с бастиона на бастион, охваченный горячим раздражением. На Театральной площади он увидел батальон пехоты. Солдаты стояли в ружье во взводных колоннах плотной массой, открыто. Их пригнали сюда еще ночью. У солдат осунулись лица. Они смотрели угрюмо. Зачем-то солдат привели в полном снаряжении, как будто им предстоял длинный марш. Офицеры стояли, собравшись кучкой. Перед батальоном одиноко шагал знакомый Корнилову полковник. Пройдя по фасу в один конец, полковник делал четкий поворот, словно молоденький юнкер, и, выбросив вытянутый носок левой ноги, размеренно шагал в другую сторону, по- видимому считая шаги. Казалось, он дает своим солдатам примерный урок маршировки.
Корнилов подъехал к полковнику. Они поздоровались.
— Почему вы стоите так открыто, полковник?
— А как бы вы хотели, адмирал? Мы всегда строимся в колонны. Нас прислали сюда стоять — мы и стоим. Бомбы рвутся везде. У меня уже снесли троих.
Корнилов, внимательно взглянув в лицо полковника, увидел, что и тот после бессонной ночи пребывает тоже в раздражении, готовом прорваться криком или вздорной выходкой.
Из сизой мглы с воем прилетела, рассыпая искры, бомба, ударила в середину батальона и взорвалась со звуком: вамм!
— Вот, извольте видеть! — повел рукою командир батальона.
