– С чего обычно начинаются ваши сны?
– Те самые? – уточнил Козлов.
– Да.
– С того, что я оказываюсь рядом с местом будущего преступления.
– Вы туда приезжаете? Или, может быть, прилетаете? Вы вообще летаете во сне?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– Итак, не прилетаете. Значит, приезжаете?
– Не знаю. Все начинается с того, когда я уже на месте.
– Вы бесплотны?
– Не понял? – вскинул голову Козлов.
– Вы можете в своих снах пройти сквозь стену? Или сквозь других людей?
– Нет.
– А вас видят?
– Кто?
– Другие люди. Прохожие, например.
Козлов задумался.
– Наверное, да. Я отчетливо помню то ощущение близкой опасности, которое испытываю в своих снах. Я остерегаюсь людей. Значит, они меня видят.
– А вы себя – нет?
– Heт.
– Может быть, вы видите себя не целиком, но хотя бы частично? Руку, ногу? А?
– Нет.
Козлов закрыл лицо руками, и теперь его голос звучал совсем глухо.
– Я хочу увидеть свое лицо там, во сне. Хочу убедиться, что это действительно я. Молю: «Приснись! Приснись мне!» – У него по щекам бежали слезы. Слезы отчаяния. – Но никогда я себя не видел. Никогда!
– Но знал, что это – ты? – быстро спросил Большаков.
Козлов отнял ладони от мокрого от слез лица.
– Да, – сказал он. – Я почему-то всегда знаю, что это – я.
Глава 25
Вику отпустили домой вечером. Большаков положил перед ней лист бумаги, ткнул пальцем в нужную строчку и хмуро произнес:
– Распишитесь вот здесь. Я отпускаю вас под подписку о невыезде. Вы не имеете права покидать пределы города и обязаны явиться ко мне по первому требованию.
В кабинете находился еще один человек. Вика обернулась к нему, но он тут же отвернулся, словно все происходящее его нисколько не интересовало.
– А что с Олегом? – спросила Вика.
– Он останется у нас, – ответил коротко Большаков и добавил, чтобы хоть как-то смягчить сказанное: – Пока, до выяснения всех обстоятельств дела.
Вика вышла из кабинета. Тот самый незнакомый человек, которого она видела в кабинете, нагнал ее уже на лестнице.
– Я могу с вами поговорить?
– О чем? – спросила Вика почти испуганно.
– Об Олеге Козлове.
– Я рассказала все, что знала.
– Вы рассказали сотрудникам милиции. А я в милиции не работаю.
– Кто же вы тогда?
– Я человек, который хочет помочь Олегу.
Вика посмотрела на собеседника с сомнением.
– Я врач, – пояснил Хургин. Иначе она не сказала бы ему ни слова.
– Врач? – удивилась Вика.
– Да. С Олегом происходят непонятные вещи. Все эти сны… Вы слышали о них?
– Да.
– От Олега?
– Он мне рассказывал.
– Вы давно его знаете?
– Нет.
– А как состоялось ваше знакомство?
– В библиотеке.
– Вы пишете диссертацию, как и он?
– Нет, – несмело улыбнулась Вика. – Я в викторине участвовала. И на один из вопросов не знала ответ. Так и оказалась в библиотеке.
– С чего началось ваше знакомство?
– С недоразумения. Я, кажется, заняла любимое место Олега.
– У него было свое любимое место?
– Да, в углу. Там так уютно. Ты как бы отгорожен от остальных читателей, такое уединение. Очень удобно.
– А Олег любил уединение?
– Думаю, что да.
– Он по натуре отшельник?
– Да. Хотя… – Вика задумчиво посмотрела вдоль улицы. – Он мне однажды сказал, что стал бояться одиночества.
– Стал бояться? – уточнил Хургин. – Или боится все время?
– Мне кажется – стал бояться. Я его прежде не знала, но мне кажется, что он был другим.
– Откуда такая уверенность?
– Не знаю. Я разговаривала с его руководителем…
– С каким руководителем?
– С профессором, под началом которого Олег пишет свою диссертацию. И я поняла из разговора, что Олег изменился в последнее время.
– Как давно это произошло?
– Что именно?
– Изменения в поведении Олега.
– Если я правильно поняла профессора, то пару месяцев назад.
– Был хорошим, стал плохим. Да?
– Что-то вроде этого. Раздражительность, агрессивность. Они появились внезапно и будто ниоткуда.
– Это вам профессор сказал – что ниоткуда?
– Это я сама так думаю. У женщин особое, отличное от мужского восприятие людей, как мне представляется. И когда я с ним общаюсь, мне кажется, что все дурное в нем – не его.
– А чье?
– Не знаю. Оно откуда-то извне. Это не он. Какой-то внешний раздражитель есть. Мне руководитель Олега даже историю одну рассказал – про музыкальный инструмент, который слышимых звуков не производит, но тем не менее сводит людей с ума.
– Что за инструмент такой? – заинтересовался Хургин.
Вика рассказала ему историю, услышанную от профессора. Хургин выглядел задумчивым.
– Что ж, – сказал после паузы. – Интересная история. Как фамилия этого профессора?
– Вольский.
