строительством.
Он даже момент окончания разговора теперь определял. Как истинный хозяин. Подбельский протянутую ему руку пожал излишне поспешно, и это со стороны очень нехорошо смотрелось.
– Павел, проводи гостя! – сказал Подбельский.
Ачоев уже к выходу шел, и Паша направился следом, хмурясь. Ему невыносимо тяжело было сейчас приказы Подбельского выполнять.
Спустились вниз, на первый этаж.
– Ты в охране у него, что ли? – спросил неожиданно Ачоев.
– Да, – ответил Паша односложно.
– Я слышал, недавно новых людей набрали.
То ли вопрос, то ли утверждение. Паша не ответил на это ничего. Шедший впереди Ачоев обернулся, в Пашино лицо всмотрелся и рассмеялся коротко:
– Тайну хранишь, да?
И неожиданно добавил после паузы:
– Надо знать, кому служить.
Дошли до машины, Ачоев дверцу распахнул. Паша у него за спиной стоял, руки в карманы заложив, будто хотел показать, что он Подбельскому не чета и прогибаться не собирается, но Ачоев этой тихой демонстрации не заметил, сел в машину и дверцей хлопнул. 'Мерседес' с места сорвался и резво покатился по аллее.
Паша наверх вернулся, дверь в номер Подбельского открыл неслышно и вошел.
– Все нормально идет, Виталик! – говорил Подбельский, вышагивая по номеру пружинящими молодецкими шагами. – Он уже полностью в своем превосходстве уверился, и нам только на руку это.
Подбельский до угла комнаты дошел, развернулся, и теперь Паша его лицо увидел. На нем и следа не оставалось от былой покорности, почти рабской. Подбельский на Пашу взглянул быстрым и почти веселым взглядом, и Паша понял вдруг, что произошло. Все обманом было, игрой, лицедейством. Он сейчас прежнего Подбельского видел – сильного и уверенного в себе.
– Барзыкина он убил, конечно, – сказал Подбельский.
Виталий Викторович на вошедшего в номер Пашу взглянул обеспокоенно, но Подбельский этой его тревоги не заметил, казалось, вовсе.
– И на место Барзыкина своего человека посадил мгновенно.
Подбельский переносицу потер.
– Ах, как быстро у них все получается, – произнес, почти восхищаясь чужой поворотливостью. – Поднаторели в этих делах. Все как по накатанному у них идет.
– Нельзя больше тянуть, – сказал Виталий Викторович мрачно. – Сомнут.
– Сомнут, – на удивление легко согласился Подбельский.
И добавил, засмеявшись:
– Если поддадимся!
Им можно было залюбоваться сейчас. Сила и уверенность в себе. Хищник. Только вперед и вверх. У Паши сердце сжалось при мысли о том, как он еще несколько минут назад ошибался. Не рассмотрел, не увидел игру. И едва осторожность не потерял. Ведь знал же, что с Подбельским всерьез все, ничего не бывает проходного и необязательного – все равно позволил себя обмануть.
– Но Хохряков-то! – воздел руки к небу Подбельский. – Неужто не знает о новом директоре, которого Ачоев из своей Тмутаракани привез?
Снял трубку быстрым движением, набрал номер телефона мэра:
– Дмитрий Семенович? Это Подбельский. Здравствуйте. До меня слухи странные доходят, будто на нефтеперерабатывающем новый хозяин появился…
Замолчал, слушая, что ему на том конце провода говорят, и головой качал, поджав губы недовольно.
– Да, – сказал он в трубку. – Конечно.
И после этого на рычаг нажал, обрывая разговор.
– А он знал обо всем, оказывается, – сказал задумчиво, телефонную трубку в руке сжимая. – Все так же не хочет в это дело влезать.
Тряхнул головой, будто наваждение сбрасывал.
– Что ж, Виталик, пора нам действовать.
Прошелся по номеру, руки в карманы брюк заложив.
– Для начала надо дать понять всем, что ничего не изменилось. Ты позвони на телевидение, Виталик, пусть съемочную группу сюда пришлют, я интервью дам.
– О чем?
– Не о чем, Виталик, а для чего. Пусть видят, что все нормально у нас, это сейчас важно. Дальше…
Подбельский посреди комнаты остановился и подумал несколько мгновений:
– Дальше еще нужно об Ачоеве справки навести: где остановился на этот раз, с кем из местных контактирует.
Обратил наконец внимание на Пашу:
– Пока все, Павел. Можешь на свой пост возвращаться.
Выпроваживал, потому что у них с начальником охраны очень интересный разговор начинался. Об Ачоеве. И о том, что с этим человеком делать. И Паше при этом совершенно ни к чему было присутствовать.
Паша в коридор вышел и дверь за собой прикрыл плотно. Он подумал сейчас, что недооценивал Подбельского все-таки. Тот непременно верх над Ачоевым возьмет. Никаких сомнений нет в этом.
66
Вечер принес долгожданную прохладу. Двое охранников у входа в корпус таращились лениво в выползающий из-под деревьев сумрак, первый предвестник близкой ночи. Луна уже поднялась, но не высветилась еще отчетливо, только примеривалась, разглядывая землю подслеповато.
Паша от окна отвернулся и подошел к своему креслу. Рассчитывал сегодня, что его сменят к ночи и он сможет домой вернуться, отоспаться после столь долгого дня, но не получилось ничего, Виталий Викторович его на ночь оставил дежурить – приказы не обсуждаются.
Подбельский из пансионата за целый день так и не выехал никуда, в своем номере пребывал неотлучно, а к нему гости все ехали и ехали, сменяли друг друга, не задерживаясь надолго, и это чередование знакомых и незнакомых Паше лиц яснее ясного говорило о том, что Подбельский и вправду не растерялся, выстраивает некую хитроумную комбинацию. Паша уже не сомневался нисколько, что у шефа все получится в конце концов.
Из своего номера Подбельский уже за полночь вышел, в джемпере просторном, даже галстук снял, расслабившись. Под глазами темные круги намечались, и опять он несколько устало выглядел, но уверенность в нем светилась, что не зря его труды и заботы и что все сделанное на пользу пойдет.
– Да ты заснул на посту, кажется, – сказал Подбельский, руки в карманы брюк закладывая.
– Нет, что вы? – попытался поспешно оправдаться Паша.
– Спишь, спишь, – протянул Подбельский и засмеялся неожиданно, и только теперь Паша понял, что не всерьез это все, отдыхает Подбельский, задирается, развлечься ему захотелось.
– Кого я в охрану набрал, сам иногда поражаюсь, – Подбельский даже головой покачал. – Один из спортсменов-рэкетиров, другой спит на посту и пузыри пускает.
Паша нахмурился, но Подбельский сделал вид, что не заметил этого.
– А чуть шуму немного случилось – и разбегаются, как зайцы.
Это уж слишком было.
– Не все разбегаются! – сказал Паша, хмурость на лице сохраняя.
