Стерляжий. — Считай это форсированным перевоспитанием, только и всего. — Найди где-нибудь другое тело и перевоспитывай сколько влезет, — посоветовал я. — Другое тело не обладает твоими способностями, — возразил Стерляжий. — Ты действительно полагаешь, что на десяти компактах можно записать всю человеческую личность? Если это в принципе и осуществимо, то никто пока не знает как. Здесь, — потряс он стопкой дисков, — только верхний слой, только то, что отличает Свята от тебя. Не так уж это и много. — И не так уж мало. — Я медленно встал, стараясь не делать резких движений, чтобы не взмыть под потолок. — Где тут у вас… — Туалет? — подсказал Стерляжий. — Кошачий Лаз. Я хочу на Грыжу. И можно без скафандра. — Сядь. Мы еще не договорили.
— Ты думаешь, нам есть о чем разговаривать? — Думаю, есть… Сядь, я сказал! — рявкнул Стерляжий. Я помедлил, ухмыльнулся и вернулся в кресло, а он продолжал: — Ты ненавидишь Корпорацию, нам это известно. Ты считаешь ее паразитом, гнусной пиявкой на теле страны, и не хочешь видеть, что Корпорация — такая же симбиотическая пиявка, как та, с планеты Медуза… — Да что ты? — Именно так! Живи и давай жить другим! Ты работал на Бербикова и был почемуто уверен, что работаешь на благо страны. Я не прав? А может быть, в действительности ты работал против своей страны, а? Тебе никогда не приходило в голову, что интересы страны и ее спецслужб могут заметно различаться? Нет?.. У нас есть доказательства. Дурак! Валенок тугоумный! Кто, ну скажи мне, кто станет делиться с кем бы то ни было, получив в свои руки один, всего только один энергогенератор!..
Я молчал, но сохранять презрительный вид становилось все труднее.
— Это власть, понимаешь?! — бушевал Стерляжий. — Власть над страной, диктатура, риск войны, бицепс вместо мозга!.. — А что, лучше задница? — не выдержал я. — Лучше мозг! А если его нет — да, лучше задница! Прямая кишка! Намного лучше! Противно, зато не так опасно!.. — Стерляжий задохнулся и сделал паузу, а когда отдышался, продолжил уже совсем другим тоном: — Да что я тебя уговариваю, в самом деле. Твои иллюзии идут от ментоматрицы, к тому же подсаженной… Ты уверен, что Бербиков не приказал подправить в ней кое-что? Лично я убежден в противном, а ты? Ты точно знаешь, что ты действительно Олег Берш, а не его «улучшенный»вариант?
Вопрос не требовал ответа — Стерляжий продолжал толкать речь. Я слушал вполуха, рассчитывая свои шансы. Со мной в зале — четверо, минимум двое из них вооружены и все настороженны. Да еще человека три, не меньше, в данный момент находятся в других помещениях станции, но с ними я разберусь потом. А пиявочку они, похоже, и впрямь не захватили с собой, и это просто чудесно…
Конечно, болтовня о двух вариантах — не более чем фигура речи. Выбора у меня нет. На Грыжу я не вернусь ни в скафандре, ни без. Им нужен любимец техники, но не я, а этот кретин Свят, щенок- шалопай, надоедливый и умилительный… Ради него они провернули немыслимую операцию, ради него добыли технику, куцый список допущенных к которой визировался на немыслимом уровне, ради него прибыли на Луну-Крайнюю. Они очень хорошо знают свою цель. Они не отступятся.
Выразить согласие?.. Они не дураки, не поверят. Тут не нужно и пиявочки.
Значит, просто-напросто попытаться использовать первый же удобный момент?
Я рванулся, как только Стерляжий на миг повернулся ко мне спиной. Шанс был невелик, но он существовал, и я боролся за него так долго, как только смог. Секунды три, наверное.
Они удержали меня, только навалившись вчетвером. Я явился с Клондайка, а они с «Грифа», им и на Луне-то было тяжеловато. Поодиночке я мог шутя заломать любого из них, не прибегая к боевому самбо, но вчетвером они были сильнее. А после того как меня кольнули иглой, со мной справился бы даже паралитик.
— В кресло его.
Меня потащили на эшафот. Это и впрямь было убийство, а никакая не казнь, самое обыкновенное убийство. Дело не в месте акта уничтожения — с тем же успехом меня могли тащить в подворотню, в темный, пропахший мочой подъезд, в прорубь…
И даже не просто убийство, а с ограблением. Меня убивали ради тела, чтобы отдать его этому недоноску Святу. И сознавать это было мучительнее всего.
Я заплакал во второй или третий раз в жизни. На слезные железы парализующее снадобье никак не повлияло.
Жесткая спинка кресла. Давящий захват на черепе. Запах озона.
— Есть режим. Ослепительный свет… Тьма.
Снова свет — обыкновенный. Голос:
— Кто ты?
Чуть-чуть шевельнуть веками — вот все, на что я бы способен. Иначе бы сказал им не только, кто я, но и кто они с их дурацкими шуточками.
Как будто нельзя было просто пристегнуть меня к креслу — обязательно обездвиживать! Побоялись запыхаться, сачки! Теперь сиди тут сиднем, как Муромец, отдыхай… — Он не может говорить. — Голос Аскольда. Слава тебе господи, дошло до жирафа. — Что ж, подождем…
Они ждали, а я методично отсиживал себе филей. Надя молчала, Стерляжий иногда бурчал что-то себе под нос. Время от времени Аскольд брал мою руку, — отпускал, и она падала с деревянным стуком. Эскулап какой! Я крепился и в мечтах проверял ему коленный рефлекс пудовой кувалдой. Прошла целая прорва времени, прежде чем я сумел моргнуть. Еще минута — и пошевелил кончиками пальцев. Поднатужился и скорчил рожу.
— Шевелится! — радостно доложил Аскольд.
— А по уху? — едва ворочая губами, попытался произнести я и почти произнес.
Наверное, Аскольд понял, потому что отшагнул. — Кто ты? — наклонившись ко мне, спросил Стерляжий. — А ты как думаешь? — вымучил я. — Отвечай на вопрос. — На такой дурацкий? Станет тебе Берш признаваться в том, что он Берш, как же! Нашел идиота. — А что ты предлагаешь? — Сунь пиявку за ухо! Или забыл ее на «Грифе»? Так сгоняй, я подожду… — Оставь, — сказала Надя. — Теперь он действительно Свят. — Да? — Стерляжий повернулся к ней. — Что-то непохоже. — По-моему, все прошло штатно, — вступился за меня типчик. — Он Свят, — подтвердила Надя. — Только ему немного стыдно. Оказывается, с ним и такое бывает.
Только она здесь понимала меня.
— Все-таки проверим, — сказал ей Стерляжий и обратился ко мне: — Знаешь, что это такое?
На свет из шкафчика появилась новая стопка компакт-дисков. Веером шлепнулась мне на колени. — Неужели ментограмма Берша? — Она самая. Единственный экземпляр. Валера, включи-ка печку.
Щуплый типчик, которого, оказывается, звали Валерой, кивнул и включил портативную электропечь. Зажегся индикатор, тихонько загудело.
— Гореть будет, вонять будет, — заметил я, морща нос-протез и кривя непослушные резиновые губы.
— Ничего, только расплавится, но это — конец майору Бершу. Встать уже можешь? Нет? Валера, тащи печь сюда.
Дверцу открой. Ну, ты готов? Бросай.
Медленно и неуверенно, насколько позволяла ватная вялость во всем теле, я побросал в печной зев все десять дисков. И так же медленно пожал плечами:
— Ну и где логика? Если я Берш, зачем мне мой дубликат, когда вот он я, натуральный? А если я Горелкин, то тем более. Глупо…
Стерляжий не ответил. Только усмехнулся одними главами.
— Он прав, это не проверка, — встрял Аскольд. — Элементарно же… — Он — это кто? — спросил я его. — Ты. — А кто я?
Аскольд вздохнул и почесал переносицу.
— Ну… Свят. — То-то, — сказал я. — Вообще-то я догадываюсь, чего от меня ждали. Эмоций, верно? Сделали из меня ликвидатора и хотели отследить: хищно обрадуюсь или впаду в истерику? Если то или другое — значит Свят. Если каменная бесстрастность, то однозначно Берш, так? А мне наплевать! Я не убийца, а борец за существование, ясно? — Насчет намерений ошибаешься, — пробубнил, хмурясь, Стерляжий. — Значит, дело еще хуже? Никто не захотел пачкать руки, а тут как раз подвернулось заинтересованное лицо? — Отстань, Свят. — Ага, все-таки Свят! — Другой бы на его месте сказал спасибо
