две у меня еще было. И оставалась еще целая секунда, когда «абакан» затрясся у меня в руках и первые пули нашли цель. И оставалось полсекунды, когда цель обратила внимание на пулевой шквал.
Зверюга встала на дыбы. Крутнулась на задних лапах, едва не достав Надю убийственным размахом хвоста. Только сейчас Надя догадалась метнуться вбок, и Стерляжий с Аскольдом одновременно открыли огонь. Зверюга озадаченно замолчала, щелкнула обширной пастью, упала на четыре лапы и потрусила к нам.
Убивали ее долго. Мне пришлось сменить магазин. На мягкие, расплющивающиеся о бронированные бока пули Стерляжего страшилище не обращало никакого внимания, если только они не попадали в распахнутую глотку, что зверюге явно не нравилось. И все равно: если бы чудовище целеустремленно преследовало только одного из нас, ему удался бы предсмертный завтрак, но оно тупоумно кидалось то на одного, то на другого, и шансов схарчить кого-нибудь у него практически не было. Опомнившаяся Надя включилась в расстрел инопланетного гада, и через минуту все было кончено — предсмертный оскал, судорожные подергивания чешуйчатого хвоста, и фауна Надежды уменьшилась на одного представителя, о чем нисколько не жаль. Тем более я не жалел о том, что чудовище вздумало поохотиться на нас в одиночку: при охоте группой нам предстояла бы жизнь скверная, но недолгая.
Но кто же знал, что по Надежде надо ходить с гранатометом?!
Больше всего убитая гадина напоминала крокодила, но крокодила необычного — с узкой высокой мордой и на длинных ногах хорошего бегуна. Аскольд, сразу воодушевившись, поведал нам о том, что в плиоцене (опять этот плиоцен!) по Южной Америке и, кажется, еще Австралии бродили такие вот зверушки — сухопутные крокодилы. И не только бродили, но и умели довольно резво бегать за добычей — куда там обыкновенному крокодилу. Слабак он, обыкновенный, — пробежит от силы метров полета, да и шлепнется на брюхо так, что эхо пойдёт. А эти почти стайеры…
Я измерил «почти стайера» шагами (получилось восемь с половиной, из них полтора приходилось на зубастую пасть), и мне стало понятно, почему Чебурашка — неизвестный науке зверь. Был бы известным, если бы на своих коротких ножках мог убежать от такого вот крокодила Гены.
Надю одолел нервный смех. Стерляжий достал пачку сигарет и молча закурил. Я впервые видел его курящим. Наверное, он вспоминал Ваню Пескова и представлял себе его незавидную судьбу. У Аскольда продолжалось словоизвержение — чувствовалось, что он хочет остановиться, да не может. Надя понемногу взяла себя в руки. Стерляжий обстоятельно докурил сигарету, выщелкнул окурок крокодилу в пасть и разнес Аскольда в пух и прах. Мне и самому было любопытно: на что нам нужен специалист по контактам с живыми объектами, если весь его контакт ограничился беготней и стрельбой? Этак любой болван, овладевший простейшими навыками владения оружием, станет знатным контактером…
— С крокодилами не договариваются! — размахивая руками, отбрехивался Аскольд. — Влиять на них без толку, они тупые механизмы, пусть вон Свят с механизмами договаривается…
Угу. С больной головы на здоровую. А впрочем, мне было приятно: конкурент терял лицо, роняя себя в глазах Нади. Лучше бы молчал, ей-ей. Разумеется, ему я этого не сказал. Сказал другое: — Так мы что, в Южной Америке, что ли? — Да не знаю я!
Держась парами — мне выпало быть с Надей, — мы обошли все кусты на расстоянии ста шагов от места ночлега. Никого там не было. Я даже позволил Наде забраться в куст и постоял с минуту, отвернувшись. Потом в куст полез я, а отворачиваться и прикрывать выпало Наде. Вылезая, я хлопнул на руке комара — единственное встретившееся нам плотоядное.
— Смотри, грифы! — воскликнула Надя.
Действительно: неизвестно откуда взявшись, к туше убитой рептилии с криками спускались большие птицы. Я не орнитолог, но, по-моему, это были заурядные стервятники, каких навалом в каждой телепередаче о фауне Африки. Два из них, прибывшие первыми, тут же принялись выяснять отношения, мерзко вопя и вытягивая голые шеи. — Грифы, — согласился я. — А вон ворона. Вон, вон, на дереве. — Это, по-моему, не ворона, — усомнилась Надя. — Ворона, ворона. Серая. Что я, ворон не видел? Погоди, сейчас я ее сниму, проверим… — Поберег бы патроны. — Ничего, я ее одним выстрелом… Только ближе подойду.
Ворона меня не ждала — сорвалась с ветки и улетела с хриплым карканьем. А я, чуть только подошел ближе, напрочь забыл о ней.
Дерево только издали напоминало пальму — на стволе оказалась кора, похожая на осиновую. По- моему, таких пальм на Земле не бывает, но дело было не в этом. На попорченной короедами коре были отчетливо видны вырезанные ножом надписи. И верхняя, наиболее темная, частично уже заросшая и, наверное, самая ранняя, гласила: «Здесь был Ваня». И дата. — Идиоты, — угрюмо констатировал Стерляжий. — Чайники. Болтались тут почти сутки, а на дерево не обратили внимания. И я идиот. Случись мне оказаться на месте Вани -где бы я оставил знак? Да на ближайшем дереве! — Вырезал бы «Здесь был Вадик?» — не выдержал я. Очень мне не нравилось, что Стерляжий и меня рядит в подобные себе чайники. Надпись-то кто нашел? — Вырезал бы то, что надо! Ты, Окаянный, вообще помолчал бы в тряпочку! Смотри, он провел на этом месте восемь суток! Без оружия! Здешние сутки примерно равны земным. Не спрашивайте, как он выжил, — главное, выжил! Потом ушел вон туда — тут и дата, и стрелка. Потом еще не раз возвращался сюда — вы на даты, на даты посмотрите! Сначала он возвращался через каждые пять дней, потом через десять, потом через тридцать…
Я произвел несложный подсчет.
— Последняя дата — полгода назад. — Да, полгода, — потемнел Стерляжий. — Что ты хочешь этим сказать? — Нет, ничего. — Правильно. Вякнешь, что он погиб, — убью. Он мне друг был, понял? Ты — Вибрион, а он — друг! Ни-че-го, не такой Ваня человек, чтобы дать себя схарчить! Подавишься Ваней! Ваня себя еще покажет!.. — Первый русский на Луне, — поддакнул я. — Да, первый! — заорал Стерляжий так, что всполошились грифы, клевавшие крокодила. — На Луне он был первый! И на Надежде первый! Кто там лыбится? Уничтожу!
Так или иначе, все повеселели. Выходило, что выжить на Надежде все-таки можно — хотя Аскольд упрямо долбил свое: никакая, мол, это не Надежда, а натуральная Земля, только древняя, а что до неправильной луны, то луна ему, Аскольду, не указ, как и магнитное поле, которого вообще никто не видел. А значит, нечего нам ждать, что Лаз откроется, — в ту же точку времени он может открыться только случайно, и куда вероятнее, что в следующий раз он выберет не плиоцен, а какой-нибудь архей…
Наде его слова не нравились, мне тоже. А босс попросту приказал Аскольду замолчать.
В этот день больше не случилось никаких происшествий, если не считать того, что стервятники оставили от крокодила один костяк да пустую шкуру. Мы наломали веток и сварили на костре поесть. Лаз не открывался.
Он не открылся и на следующий день. Ночь прошла спокойно — как видно, в котловине водился только один сухопутный крокодил, — и так же спокойно прошел следующий день. От крокодильей шкуры пованивало, вокруг нее вились тучи мух. Держась с наветренной стороны, мы сидели, лениво спорили о том, куда же нас все-таки занесло, и. ждали… чего? Точно так же ждал Песков, пока не собрал немногие свои манатки и не подался куда-то за сопки…
Жарким утром четвертого дня в котловину сквозь единственный проход повалило стадо копытных. По-моему, это были обыкновенные антилопы, а может, джейраны, черт их разберет. Мы видели, как животные вязли и барахтались в грязи, но все-таки преодолевали заболоченное русло ручья и широко разбредались по пастбищу. Пища у нас еще была, но первым делом я проверил автомат: где дичь, там и хищники. Мысленно мне представилось десятка два сухопутных крокодилов, загнавших стадо антилоп в естественную ловушку и не спеша вползающих следом. Картинка была очень яркая, но не так чтобы приятная.
Скучать нам не дали, спать тоже. Набрать воды в ручье стало проблемой, пришлось пользоваться запасом. Крокодилы не крокодилы, но какие-то хищники определенно слонялись вокруг жвачного стада и издали изучали нас. Аскольд, заметивший, по его словам, одну особь, уверял, что это гиеновая собака.
На пятое утро Стерляжий, зевнув, потянувшись и хмуро оглядев окрестности, бросил коротко:
— Уходим.
Мы даже не спросили куда — это было ясно без вопросов. Туда, куда ушел Ваня Песков. Туда, куда указывала вырезанная на коре стрелка. — А если без нас откроется Лаз? — робко спросила Надя. Я видел: она уже не верила в то, что он когда-нибудь откроется. — Можно оставить здесь записку, — предложил я, —
