— Может, тракторная, — сказал он, пощупав следы от траков. — А может, и танковая…
Насчет военной техники, особенно танков, меня не трожь. В танках я сек круто — еще школьное увлечение. Сам я не солиден, но уважаю солидные механизмы. Помню, у меня на столе и на шкафу стояло десятка полтора моделей, и мама ворчала, что…
Стоп! Какая мама, какие модели, какой шкаф! Это же ложная память, фальшивая, подсаженная… Пыль, мираж, колода крапленая. Я закусил губу. С другой стороны — зачем разработчикам личности Святополка Всеволодовича Горелкина внедрять в его память фальшивые сведения о танках? Проще внедрить настоящие.
Толку-то от них… Внедренных сведений все равно не хватало, чтобы определить тип машины по отпечаткам траков. — Гусеницы узкие, — сказал я. — Хотя, может, БМП или БРДМ… Ширина колеи того… для трактора широковата. Разве что экскаватор какой… — Понять бы еще, куда он поехал — туда или туда? — сказал Стерляжий, яростно скребя отросшую щетину.
Колея тянулась с северо-запада на юго-восток. Была она старая, многомесячной давности, если здесь, как во всякой порядочной саванне, бывают периоды муссонных дождей. Кое-где колея заросла колючками; в иных местах, наоборот, раздавленная траками красная глина схватилась крепче цемента, не дав шанса прорасти никакому семечку, — но и там никто из нас не брался определить направление движения неведомого механизма.
Я только пожал плечами и не удержался — победно взглянул на Аскольда. Мой соперник был посрамлен. Что, съел? Наплюй на любимый свой плиоцен — у него и название такое, что сразу плюнуть хочется. Никакая эволюция не породит животных на гусеничном ходу, слабо ей.
Постояли без толку. Витязи на распутье. Говорить никому не хотелось. Наконец Аскольд задвигал кадыком, с усилием проталкивая в горло ком вязкой, как столярный клей, слюны, и хрипло спросил о насущном: — Прямо или вдоль колеи? — Вдоль колеи, — с видимой неохотой решил Стерляжий и указал на юго-восток. — Больше шансов. Может, Ваня туда пошел… — Или поехал, — зло добавил я, не выдержав. — На экскаваторе.
Начальство ничего не ответило — только пробуравило меня яростным взглядом. А я-то считал Стерляжего реалистом! Фантаст он, если надеется найти Пескова живым. Мечтатель, если надеется набрести хотя бы на его кости.
С другой стороны, в решении начальства был свой резон: местность к юговостоку понемногу понижалась — идти легче, и вода ближе.
— Туда так туда, — согласился я. — Экскаватор — это тоже интересно.
Аскольд скорчил отвратную гримасу. Надя молчала, но в глазах ее читалось: «Заткнулся бы ты, Свят». Я так и сделал. Болтать с пересохшим ртом — удовольствие посредственное.
Спустя полчаса мы все же остановились в тени дерева — передохнуть и сделать по глотку теплой воды. Жажда только усилилась. Я тихонько предложил Наде глотнуть из моей фляги, но она покачала головой. Минуту спустя, делая вид, что меня очень интересуют свисающие с веток стручки, я заметил боковым зрением, как Надя точно так же отвергла предложение Аскольда.
Правильно. Умница моя Наденька. С какой стати этот белобрысый хмырь решил, что он достоин о тебе заботиться?
А я, кстати, — достоин?
Мысль была неожиданная и неприятная, но я все же додумал ее до конца и сделал вывод.
Достоин.
А кто считает иначе — пусть выходит. На кулаках или на «абаканах» — по его выбору. Согласен и на ручные гранаты.
И предупреждаю: я буду ужасно убедителен.
Это и вправду, оказался танк, древняя машина эпохи Второй мировой, завязшая в окаменевшей грязи выше осей катков. Тип я определил еще издали — английский крейсерский танк «Крусайдер», только у него такая несуразная башня, напоминающая аккуратный гробик для толстого коротышки. С лобовой стороны «гробик» был срезан вертикальным броневым листом, оттуда торчала скромная пушечка, нацеленная на заболоченную низину.
Танк был свеженький, в смысле простоял тут сравнительно недолго — краска еще не слезла. А покрашен он был интересно: желтый, в грязноватых разводах. Пустынный камуфляж. В одном месте на лобовой броне красовалась продолговатая ямка — «Крусайдер» получил где-то по лбу мелким снарядом. На свое счастье, вскользь. Металл в ямке не успел проржаветь.
Ну? — спросил Стерляжий, выслушав мои классификационные соображения.
Что «ну»? Десять против одного, что он из армии Монтгомери. Может, прямо изпод Эль-Аламейна. Три против одного, что он из второй половины тысяча девятьсот сорок второго года. — Что ты говоришь, — ехидно произнес Аскольд. — Какая точность! А может, из первой половины сорок первого?
Я холодно взглянул на него: — Спорить со мной будешь?
Брэк! — сказал Стерляжий. — Детали потом, разборки тоже. Слушать меня. Итак, что мы имеем? Эта машина с Земли — раз. Она почти наверняка прибыла сюда не совсем из нашего времени — два. Верно?
В самую точку, шеф, — с чувством сказал я. — Как и сухопутные крокодилы. Они тоже не совсем из нашего времени.
Молчи, клоун. Иди, проверь машину.
Танк был горячим, как утюг. Я вскарабкался на броню и обжег пальцы о круглую крышку люка. Почему-то меня совсем не удивило то, что она легко открылась.
И неизвестно почему я был убежден: в танке кто-то затаился. Только когда из люка на меня пыхнуло жаром, я успокоился. Духовка. Если бы там кто-то сидел в засаде, то давно запекся бы до румяной корочки. — Чего встал? — донесся снизу недовольный голос Стерляжего.
Терпение, шеф, — ответил я. — Не хочу шкворчать, шеф. Жареный вибрион — это невкусно.
Он понял. А я выждал еще минут пять и только тогда рискнул проскользнуть в люк. Духовки там уже не было — была обыкновенная сауна. Мечталось о тугой струе ледяной воды из брандспойта — охладить броню. Или, что гораздо лучше, о жидком азоте.
Внутри был порядок. Плавая в собственном поту, я пересчитал снаряды — тринадцать штук, боекомплект далеко не полный. Размышляя, расстраиваться мне или нет по поводу несчастливого числа, я пролез в башню и нашел четырнадцатый снаряд в казеннике орудия. Оба пулемета оказались заряжены и готовы к действию.
А неслабо повоевали ребята… Четырнадцать снарядов. А должно быть больше пятидесяти.
Я вылез на броню, открутил горловины баков, двух внутренних и одного наружного, потребовал, чтобы мне сломали прутик, и замерил уровень топлива. Чуть больше половины заправки. Не так уж плохо. — Эй! Курящие есть? — Что? — спросил не расположенный к юмору Стерляжий. — Сам знаешь, что нет, — с ненавистью отозвался Аскольд. — Жаль, — вздохнул я, — а то бы отогнал на сто шагов. Тут бензин авиационный. — В танке?!
— Нет, в дирижабле. В танке, где же еще! Аглицкая вещь. Прежде чем меня обругали, я снова нырнул внутрь и занялся делом, то есть осмотром на предмет: использовать находку целиком или просто помародерствовать.
Всю кормовую часть башни-гробика занимала радиостанция, зарешеченная, словно хищный зверь в зоопарке. На самом-то деле, конечно, решетка оберегала саму радиостанцию от экипажа — танкистам иной раз случается выполнять функцию камешков в погремушке. Радиолампы, видите ли. Та еще техника, пальцем ее не тронь.
Радиостанция, однако, работала, а значит, аккумуляторы еще не сели. Зато не действовало внутреннее освещение, да и внешние фары, как я успел заметить, были побиты. Заводить двигатель я не стал, повращал башню вручную, навел орудие на Аскольда и вылез. Ничего не понимая. Вполне исправная машина завязла в болотине — ладно, бывает. Экипаж решил, что проскочит, и ошибся. Но куда он потом испарился? Пять человек, между прочим. Забрали личное оружие, личные вещи и смылись. Почему они не попытались вытащить машину, почему, черт возьми, бросили ее?
И куда они в конце концов подевались?
В том, что машина доползла до этого места не самостоятельно, а с экипажем — по меньшей мере с
