а еще лучше рацию. Мы ведь недалеко уйдем? Валера высунется — сразу свяжется с нами, и мы — ноги в руки… И маячок оставим… — Копытные растопчут, — бросил Аскольд.
Ему доставляло удовольствие ловить меня на ошибках. Мне его, впрочем, тоже. Соперники… — Авось не растопчут. Что у нас из химии есть в загашнике? Истолчем в порошок таблетку для обеззараживания воды, посыплем вокруг — близко не подойдут. Гадость же ужасная. — Дельная мысль, — одобрил Стерляжий. — Вот и хорошо, вот ты и давай свою рацию, Окаянный. А ты, Аскольд, толчи таблетку. — Может, наоборот? — сказал я с надеждой, понимая, что далеко не в первый раз вляпался во что не надо со своей инициативой. — Почему это мою рацию? Я же предложил…
— Вот именно потому, что ты предложил.
Глава 6
Жара. Марево. Пыль. Степь.
Если бы просто степь с подъеденной стадами жухлой травой, где далеко видно, — а то саванна! Или эти… пампасы. Не знаю, что из них гаже. Норы животных. Термитники. Кусачие насекомые. Больше, чем хотелось бы, деревьев и кустов — потенциальных укрытий для любителей мясных блюд.
Вторые сутки мы шли на юг, примерно туда, куда указывала стрелка, вырезанная Песковым на коре, и пока что не нашли никаких следов человека. Следов животных — тех было предостаточно. Еще раз, к счастью, издали, нам довелось увидеть сухопутного крокодила. Он был занят: кого-то жрал. Когда мы удалялись от сопок, за нами увязалась стая решительно настроенных гиеновых собак. Сберегая боеприпасы, мы отмотали себе руки, без толку швыряя в наглых псов камнями и комьями глины, пока я от своих щедрот не пожертвовал им ручную гранату — одну на всех, но им хватило. Уцелевшие поняли свою ошибку.
Мухи. Оводы. Стервятники над головой.
Я нисколько не сомневался, что Песков погиб. Он сунулся в этот мир без оружия и снаряжения — на что он мог рассчитывать? Судя по последней дате на коре, он продержался здесь почти год, что само по себе было удивительно. Но он уже полгода не наведывался к Лазу — а это серьезно.
Потерял веру в спасение? Ой, сомнительно… Не смог наведаться физически — теплее, гораздо теплее…
Разумеется, я не стал излагать эти аргументы Стерляжему — уж больно решительно он сжимал в руках шотган.
Рация Нади все время работала на прием и не ловила ничего, кроме слабых атмосферных помех. Вряд ли отодвинувшиеся к горизонту сопки заметно экранировали сигнал — видимо, оставшийся на Луне- Крайней Валера никак не мог открыть Лаз. Я не ругал его — наоборот, сочувствовал. Мало ему мук от собственного бессилия — теперь на его голову посыплются все шишки, какие только сумеет обеспечить начальство… А оно сумеет!
Мне надо было там остаться! Мне!
Но разве бы я остался?
Разве отпустил бы Надю со Стерляжим, которому интересы Корпорации дороже здоровья родных и собственной шкуры, и с придурком Аскольдом? Хрена лысого отпустил бы! Уж что-нибудь да придумал бы, чтобы Стерляжий не переиграл первоначальный план по-своему, ближе к здравому смыслу. Обязательно придумал бы.
И что в результате? Топчи выгоревшую саванну, терпи жажду, глотай пыль, верти, как локатором, головой и стволом раскалившегося на солнце «абакана»… Одно хорошо: пока я здесь, я спокоен за оснастку. Патрон не пойдет наперекос, и рация Нади откажет не раньше, чем сядет батарея, и тогда мы включим рацию Аскольда…
Пот из-под кепи заливал лицо, противно щипало глаза. Наглая жирная муха, противно жужжа, то и дело садилась мне на лицо, и все мои плюхи доставались мне же — тварь успевала взлететь. Солнце мертво зависло в высшей точке, по-видимому, не собираясь начать спуск, и жарило вовсю. Черт возьми, договаривались же пережидать полуденную жару в тени какой-нибудь акации! Куда мы, спрашивается, тащимся, как полудохлые тараканы по противню?
Во рту не было слюны, чтобы смачно плюнуть на эту саванну. Будь я один, я бы давно свернул левее, где вдали угадывалась низина, и поискал бы там не до конца пересохший ручей — возможно, тот самый, что вытекал из покинутой нами котловины. Ах какие родники били там у подножия сопок! Но Стерляжий, ориентируясь по солнцу и часам, упрямо вел нас строго на юг. Про себя я ругал его последними словами. Мало ли, что туда указывала стрелка! Откуда Песков мог заранее знать наивыгоднейший путь? Последнему дебилу должно быть ясно, а вот Стерляжему нет: Песков наметил направление приблизительно! Дурак он, что ли, чтобы пренебрегать водой? Человек ведь, а не верблюд. И не Стерляжий.
Невеликий запас стимуляторов кончился еще вчера. Вода еще бултыхалась на дне фляг — но пить на марше? Извините. Лучше плохо жить, чем хорошо умирать. Изредка я всухую облизывал потрескавшиеся губы сухим и шершавым, как у кота, языком. Толку — никакого. Быть может, босс распорядится устроить привал вон под тем деревом? Ничего дерево, раскидистое, тенистое…
Нет, проперся мимо…
Но даже если мы каким-то чудом обнаружим следы Пескова, думал я, прочищая нос от пыли, — какими они окажутся? Несколько выцветших тряпочек да хорошо обглоданных костей? Да и тех мы скорее всего не найдем…
Мы шли молча. Какие разговоры в таком пекле? О чем? Я по-прежнему был замыкающим и через каждые десять — двадцать шагов оглядывался назад. Никого там не было, даже стада копытных исчезли еще вчера. Хищники тоже держались поближе к воде. Лишь два грифа упорно кружились в горячем небе точно над нами. Наверное, у них было чутье не только на ослабленную добычу, но и на сумасшедшую.
А еще — и с великой тоской — я думал о том, что на Земле теперь январь. Вот бы очутиться в зимней продрогшей Москве, отломить сосульку, разгрызть ее, не жалея зубов, и всласть упиться ледяной влагой, постанывая от ломящей боли и жгучего наслаждения. Грязный городской снег, и тот сошел бы. А уж бутылочка холодного, прямо из холодильника пива — ух!..
А ведь мне не дали отметить Новый год! Шампанского бы выпил, холодненького…
Или лучше обыкновенного нарзана.
Воображение играло со мной в нечестные игры. Мне виделись спокойные синие озера, журчащие фонтаны и брызжущие водопады. Сверкающие айсберги приплывали на мой зов. Мне виделись всевозможные жидкости: от кальвадоса до дистиллированной воды в лабораторных бутылях. Пить… Я чувствовал себя как упырь в осиннике, выросшем над месторождением серебра. Как быстро исчезает энтузиазм первопроходца! Только вода во флягах кончается еще быстрее. Сегодня мы еще можем идти вперед, но если завтра до полудня не найдем воду, нам останется либо повернуть назад, либо сдохнуть на радость стервятникам и мясным мухам. Мумифицироваться нам здесь не дадут.
Из-под ног прыскали ящерицы, а один раз Стерляжий едва не наступил на толстую змею. Мы решили не проверять, ядовитая она или нет, тем более что шипела она слабо, бросалась вяло и вообще, по-видимому, была близка к солнечному удару. Как и мы.
В очередной раз оглянувшись на ходу назад, я налетел на Надю. Она раздраженно дернула плечом. Стерляжий и Аскольд приглядывались к чему-то в выгоревшей траве. Неужели набрели на останки?
Быть не может.
— Что такое? — спросил я, еле ворочая языком. — Почему остановилась похоронная процессия?
Меня поманили рукой — никому не хотелось без нужды открывать рот. Н-да… Это были не останки.
— Колея, — констатировал я, не веря глазам. — Вроде тракторная.
Стерляжий наклонился к земле и стал очень внимателен.
