механиком-водителем, — я не имел никаких сомнений. Во-первых, колея не шла прямо, а огибала кое-где наиболее мощные деревья. Во-вторых, кто-то должен был заглушить двигатель — иначе застрявший танк, без толку выработав запас бензина, угряз бы по башню.
В-третьих: откуда на планете Надежда вообще взялся танк из Северной Африки?
Ответ на этот вопрос, возможно, скрывался на другом конце колеи. Из того отдела мозга, что незнамо зачем набит всякой цифирью, я попытался извлечь запас хода «Крусайдера». Кажется, не очень большой, всяко в пределах двухсот пятидесяти километров, да и то по шоссе, а если учесть, что баки наполовину пусты…
Матожидание — порядка шестидесяти километров. При наихудшем раскладе — сто двадцать. Хорошенькое дело — тащиться по этому пеклу двое-трое суток! Не дойдем. Разве что доедем, вырубив танк из цементоподобной глины…
Нет, не вырубим. Нет инструмента а-ля отбойный молоток. Даже лома нет. И кишка тонка.
Минут десять мы спорили — не до хрипоты, поскольку и так все хрипели, а до сипоты. Потом Аскольд выпрямился, встрепенулся и воздел указательный палец.
— Тихо!
Мы помолчали. По-моему, альбинос не ошибся: было тихо. И это возле воды! Никто не шуршал в траве, не орали птицы. Вечная пара стервятников над толовой — и та исчезла. Даже комары не звенели над болотом, даже мухи куда-то делись. Только сейчас я заметил: на окаменевшей грязи не отпечаталось ни одного звериного следа.
— Что? — одними губами спросила Надя.
— Там, — отрывисто бросил Аскольд, указав взглядом на заросшую густым тростником низину. — Следят. Опасность. — Люди? — высипел Стерляжий. — Звери. Много. Не пойму какие.
— В следующий раз кричи «атас», а не «опасность», -посоветовал я. — Оно короче.
Аскольд не обратил на мои слова никакого внимания. Он понемногу отступал назад и слегка в сторону — так, чтобы мы не оказались на линии огня. Я заметил, что он снял свой «абакан» с предохранителя, и сделал то же. И еще я отчетливо видел: Аскольд напуган.
Эмпатия — так, кажется, это называется. Наверное, всякий зверь, отрастивший себе мозг чуть больше горошины, испускает какие-то флюиды, химические, электромагнитные или еще какие-нибудь, и я всегда был готов допустить, что существуют люди, от природы умеющие эти флюиды улавливать. Такому индивиду ничего не стоит заделаться экспертом по зверью. Насчет Аскольда, правда, у меня были сомнения… до этой-минуты.
— Они следят за нами, — глухим голосом повторил Аскольд.
— Кто — они? Я не очень удивился бы, если бы над тростником показалась шея диплодока. Не зря, наверное, наш эксперт не берется классифицировать наблюдающих за нами зверушек…
Когда они атаковали, я понял: никто бы не взялся. Никто из людей. На Земле такого просто не могло быть. Ни в какую эпоху ее истории.
Над метелками тростника поднялся белый вихрь. Вращаясь, он странным образом не колыхал тростник, а потом протек сквозь него, как туман, и устремился к нам.
Надя вскрикнула; ее автомат загрохотал и затрясся. Я поддержал, Аскольд тоже. Резко бабахнул шоттан. Мы отступали, поливая вихрь свинцом — кажется, зря, потому что вихрь не обращал внимания на пули. Зато он обращал внимание на нас и быстро приближался.
Шагах в пятидесяти от нас смерч притормозил свой атакующий разбег, зато раздался вширь и ускорил вращение. На миг он потемнел, словно беременная дождем туча, и снова стал белым.
— Вон они! — взвизгнул Аскольд.
Вихрь разродился десятком червеобразных тел. Черные, лоснящиеся, высотой больше человеческого роста, они двигались на бешено извивающихся хвостах и атаковали нас куда стремительнее смерча. У них не было ни глаз, ни пасти, но они явно видели в нас добычу и наверняка знали' что с нею делать.
Меняя магазин, я с удивительной отчетливостью понял; насколько ничтожной бывает дистанция от царя природы до добычи. И как легко покатиться кубарем с вершины пищевой пирамиды.
Они были невероятно проворными и живучими — куда там сухопутному крокодилу! И все же два изорванных пулями червя ткнулись мордами в пыль, бешено извиваясь и истекая бурой жидкостью; еще одного — в упор — завалил Стерляжий…
Мало. Против десяти этих тварей у нас не было шансов. Я высадил половину второго магазина, когда до меня дошла эта убийственная истина. Надя отступала, экономно паля по атакующему ее червю. При всей разумности ее действий я видел: она на пределе. Стерляжий, бросив разряженный шотган, отцеплял от пояса гранату и искал глазами, куда бы ее метнуть. Аскольд остервенело менял магазин и все никак не мог заменить.
— Бегите! — заорал я и полез на танк.
Я сам не понимал, почему так сделал. Если бы в тот момент я был способен логически мыслить, я, наверное, сумел бы сделать осторожное предположение, что активность червей каким-то образом связана с породившим их белым вихрем, что черви и вихрь, в сущности, представляют собой одно животное, что отделившиеся червеобразные щупальца, самостоятельные с виду, — все равно только щупальца, безмозглые и управляемые извне…
Не стану врать: ничего подобного мне и в голову не пришло. Сначала я просто хотел найти временное укрытие, отделить себя от опасности слоем брони. Мне нужна была секундная передышка. Потом… потом уже я подумал о том, что лучшая оборона — нападение.
И напал.
К счастью, пушка была заряжена. Мне оставалось только навести ее на цель — черт, вихрь торчал практически в «мертвой» зоне! — и горячо пожелать, чтобы ствол не оказался засорен песком и прочим мусором…
Снаряд прошил вихрь у основания и разорвался в трех шагах позади него. Фонтан разрыва получился куда скромнее ожидаемого — так, фонтанчик… И все же вихрь пригнуло к земле; в течение нескольких секунд, не переставая вращаться, он конвульсивно дергался, как раненое животное, затем по- заячьи скакнул вбок. Глянцевые черви с невероятной прытью метнулись к нему и скрылись в белом мельтешении. Смерч распался. Там, где он только что стоял, колыхалась лужа какой-то густой жидкости — и она ползла! Вы никогда не видели ползущую лужу? Я видел. Проследил весь ее путь до зарослей тростника, где она и скрылась.
От убитых червей ничего не осталось. Вообще ничего, даже луж. По-моему, они испарились без сухого остатка.
Потный, оскаленный и оглушенный, я выбрался из танка. Все были потными и оскаленными. До всех едва-едва начало доходить произошедшее.
Стерляжий приблизился ко мне с таким видом, будто хотел двинуть меня в ухо, но вместо этого неожиданно хлопнул по плечу — я аж присел.
Молодец, Святополк Окаянный.
А? — спросил я, ковыряя в ухе. Слух понемногу возвращался.
Молодец, говорю!
Угм. Ты только сейчас это заметил?
…но хвастун! — Интересное дело! — сказал я. — А что я должен был ответить? «Служу Корпорации»? Или просто потупиться и поковырять ножкой? — От тебя дождешься, — буркнул Стерляжий. — Повезло, что никого осколками не зацепило, — сунулся со своим мнением Аскольд. — Молчал бы уж, — снизошел я до ответа. — Снаряд-то бронебойный. Осколочнофугасных в боекомплекте «Крусайдеров» вообще никогда не было. Зачем им? Пушка слабая, снаряд маленький, фугасного эффекта почти что никакого… — Знал? — спросил Стерляжий. — Только сейчас вспомнил, — признался я. — Вот видишь!.. — возликовал зараза Аскольд.
Его не поддержали. Надя показала мне большой палец. — А я сперва подумала, что ты струсил…
Угу, — ответил я. — Я это и сделал. До сих пор коленки трясутся.Я не врал: колени действительно дрожали. Дурные рефлексы резвились почем зря. — Пошли отсюда, — сказал Стерляжий. — Чем дальше от
