передатчик никто не тронул, он исправно функционировал. Зато попрежнему не функционировал Лаз.
Шансы были малы, шансы были ничтожны. Если даже инженерная группа (которая наверняка прислана Валере в помощь) заставит Лаз открыться куда надо — долго ли она сможет удерживать канал связи? Минуты? Часы?.. От нашего утеса до котловины три дня пешком.
Идея вырубить из засохшей грязи «Крусайдер» и в случае чего прокатиться до котловины с ветерком обсуждалась, но пока не реализовывалась. Плюс: три, максимум четыре часа — и мы на месте. Минус: опасные тростники, червивые смерчи, ограниченный боезапас и проблемы с привлечением к тяжелому труду австралопитеков, работников паршивых и к тому же испытывающих перед тростниками панический ужас.
Что делать, если здесь обжилось не человечество, а австралопитечество?
Такие мысли одолевали меня каждое утро, когда я просыпался и не мог понять: чего ради я лежу на подстилке из листьев, а не на нормальной кровати? Почему я сплю одетым? Почему, наконец, я грязен и бородат, а не свежевыбрит и благоухаю?
Бритвы не было, мыла тоже. Ну кто станет брать с собой эти мелочи, направляясь на часовую прогулку?
Как же, на часовую! Как же, мелочи!
Рядом зашуршали листья — Надя перевернулась на другой бок.
— Это ты скрипишь зубами? т— спросила она сонным голосом. — А я больше ничем скрипеть и не умею, — сознался я. — Пробовал приветствовать восход солнца скрипом суставов — не скрипят, подлые. Почему, как ты думаешь? — Болтун, — сказала она и ровно задышала.
В глубине шалаша густо храпел Стерляжий, и Аскольд вторил ему, подсвистывая носом. Дрыхли крепко, всласть. Разбудить их мог разве что голос Валеры из потрескивающей коробочки с антенной. Было слышно, как Песков шумно чешется перед входом в шалаш — наверное, обезьяночеловечий царек опять занес блох. А может, один его вид заставлял бога испытывать зуд. — Свят, а, Свят! — М?.. — Я открыл один глаз. — Спишь? — Угу
Похоже, и сегодня дождя не будет. Я не ответил.
— Речка мелеет, говорю, — продолжал Песков. — Может, пойдем порыбачим?
В речке мы не купались, австралопитеки тоже. В ней водились отвратительные кожные паразиты, а в половодье в ее водах появлялись аллигаторы. По дну важно ходили на усах сомоподобные рыбины. При низкой воде Песков умел бить их самодельной острогой и учил меня. — Потом, — промычал я. — Как хочешь. О, гляди, нашему царьку что-то принесли. Если сам не сожрет, то сюда притащит… Сожрет ведь… Так и есть — сожрал. Ну, быть ему битым…
Я молчал. — Младшая принесла, — пояснил Песков, просовываясь в шалаш, — она посообразительнее других, почти всегда находит что-нибудь вкусненькое. Ты младшую жену нашего царька видел? — Я их не различаю, — недовольно ответил я, уже понимая, что окончательно проснулся. — Да что ты? Его младшая — это такой экземпляр, доложу я тебе! Такая женщина, м-м… Слова блекнут. Лучше один раз увидеть, чем… — Песков прищелкнул языком и зажмурился. — Чем что? — спросил я, подозревая подвох. — Чем два раза. — Уйди, — попросил я, беззвучно отсмеявшись. — Людей разбудишь.
Песков ушел. Вскоре зашуршали мелкие камешки — он спускался с утеса. Спуск был сравнительно удобен, если не считать одного участка, где не зевай по сторонам, не то засквозишь вниз со скоростью свободного Падения.
Я уже не спал. Я думал. — Надь, а, Надь! — М?.. — Не мычи, проснись. Дело есть. Серьезное.
Она проснулась сразу и потребовала излагать. Я покосился на спящих и сказал «ш-ш». Их я решил пока не посвящать. — Я все думаю о том, как нас принял Песков… Ты не заметила странного? — А как он нас принял? — удивилась Надя. — Был рад. — Так радуются приходу в дом заранее приглашенных, но не очень нужных гостей. Надя, ты подумай: человек застрял на чужой планете, застрял вдали от Земли, от родных и друзей, от Корпорации, наконец! От работы, которую, насколько я понимаю, он любил. И что же? Запоздав на полтора года, являемся мы. Пусть мы не сумели его вытащить — но мы все же люди. Кусочек человечества. А как он встречает нас? Я бы на его месте вопил от радости. — То ты, а он всегда был сдержанным. — Ты его хорошо знала? — Не так чтобы очень. Видела несколько раз на Земле и на «Грифе». По-моему, он очень уравновешенный человек. — А по-моему, он нам не слишком-то рад. Тебе не кажется, что ему есть, что от нас скрывать? — Что именно? — Надя прыснула в ладошку. — Связь с австралопитечихой? — Почему бы нет? Он тут только что язвил насчет них. Может, нарочно? Но я думаю, дело не в этом. В конце концов, стыдные тайны — только его проблемы. Мне кажется, он скрывает что-то более существенное. — Свят, ты параноик, — сказала Надя. — Что он может скрывать? И зачем? — Не знаю. Просто подумал. — Работа тебе нужна, вот что. Настоящая работа. Тогда и ненужных мыслей не будет. Считай, что с сегодняшнего дня я за то, чтобы попытаться вытащить тот танк. Все-таки дело. Проедем по колее, посмотрим, откуда он сюда попал… — Думал уже, — сказал я. — В сухой сезон нам его не вытащить. Вот начнутся дожди, глина размокнет, тогда попробуем. — Дожди пойдут — еще где-нибудь завязнем. Да и колея зарастет. — Авось не заблудимся.
Моя попытка поделиться с Надей — а с кем еще? — своим смутным беспокойством не принесла успеха. Для нее многое здесь было не в порядке вещей, но только не поведение Пескова.
Как и для Стерляжего с Аскольдом.
Мысль переключилась, и я стал думать о «Крусайдере». Вытащить — вытащим, рабочую силу Песков уж как-нибудь обеспечит. Вернуться по колее назад? Во-первых, в сезон дождей не так уж трудно дойти пешком, от жажды не подохнем. Во-вторых, по словам Пескова, он уже побывал там и не нашел ничего особенно интересного: колея начиналась вдруг, ниоткуда, будто танк спустили на гигантском парашюте. И — ничего. Саванна как саванна. Никакого Лаза, никаких гипотетических Врат, сквозь которые танк мог бы въехать сюда… Но ведь он въехал!
Тут сработал не узкий Кошачий Лаз — кое-что посолиднее. Танкопровод и зверопровод. Ладно, пусть будут Врата. Через них набежало зверье, пролезли любопытные гоминиды, нанесло ветром семян земных и неземных растений, проехал танк…
Рехнуться можно.
Что такое эти Врата — тот же Кошачий Лаз, только очень большой? Может, Лаз растет с течением времени и приобретает новые способности? Может, в руки Корпорации попал сущий младенец? Или нехарактерный карлик-урод?
И сколько их всего находится на Надежде?
Возможно, ни одного. Но, где бы они ни находились, на Надежде или в иных мирах, они время от времени пробивают сюда каналы. По своей ли инициативе — вопрос не сугубый. Хуже другое: похоже, они оперируют не только с пространством, как наш Лаз, но и со временем. Как иначе понять наличие австралопитеков и сухопутных крокодилов?
Песков насчитал шесть бесспорных «точек пространственно-временной локализации». Во-первых, восточная Африка, около двух миллионов лет назад. Австралопитеки и большинство копытных явно прибыли оттуда. Во-вторых, та же Африка, но более современная: гиеновые собаки, грифы, львы и никаких саблезубых котов. Втретьих, плиоценовая Южная Америка — сухопутные крокодилы и однажды виденные Песковым издали гигантские броненосцы. К счастью, птички фороракосы сюда не проникли. В-четвертых, неизвестная планета, населенная червивыми смерчами. Уж очень они отличаются от прочей живности. В- пятых, снова Африка, только уже северная, пустынная, практически лишенная иной фауны, кроме воюющих армий, год локализации — приблизительно тысяча девятьсот сорок второй. В-шестых, мы сами, обратный адрес: Луна-Крайняя, кратер Дженнер.
Аскольд заметил, что ему, россиянину, это даже обидно: ни одной точки не локализовалось в Евразии. Надя тут же вспомнила о воронах, обыкновенных серых воронах, но никто из нас, включая самого Аскольда, не мог сказать, водятся ли наши вороны в Африке и Южной Америке. Насчет кратера Дженнер могу сказать с полной определенностью: не водятся. Ни серые, ни черные, ни в полосочку.
Еще две точки были под вопросом: некая разлагающаяся туша, обнаруженная Песковым во время странствий по саваннел не похожая ни на что земное (достаточно сказать, что у почившей в бозе твари не удалось найти ничего похожего на голову, и никто, даже австралопитеки, не жрал тушу), и редко встречающаяся, зато жутко проворная водяная зверушка, использующая хитиновые плавники как подводные крылья. Да еще кое-какая растительность явно неземного происхождения. То ли две точки
