Тонкая струйка дыма, хорошо заметная из деревни, поднималась над Змеиной горой с утра. Как вчера, как третьего дня. И уж подавно с близкого расстояния не заметил бы ее только слепой — но слепым нечего делать возле границы, где по воле Растака дозорные пускали в небо сигнальный дым, вызывая Волков на переговоры. По заведенному в незапамятные времена обычаю, ответом должен был стать такой же дымок с той стороны границы. Тогда в условленном месте встречались дозорные двух племен и договаривались о том, где и когда будут говорить друг с другом старейшины, а то и вожди.
Ответа не было. Третий день сигналили впустую — как, впрочем, и до похода. Вот и сегодня: прибежал на исходе дня гонец, мальчишка Друл, покашлял перед дверью, развел руками в ответ на немой вопрос и выглядел столь виноватым, будто Ур-Гар молчит исключительно по его недосмотру. И только один вопрос рискнул задать, маясь:
— Завтра опять сигналить?
— Да. Иди.
Что может быть хуже, чем не похоронить павших по законам предков, не положить в курган хотя бы обереги, если не тела? Во время битвы в буране было не до оберегов… почитай по половине павших нельзя справить честь честью похоронный обряд! Отказ отдать соседям за выкуп обереги их убитых сородичей — дело небывалое, неслыханное. Это война не на жизнь, а на смерть, без пощады. Нет большего преступления перед мертвыми — соплеменниками и союзниками! Поступать так позволительно лишь с пришлыми врагами, вроде плосколицых. Страшна будет месть людей союза Волкам и их приспешникам!
Вождь постарел за последние дни: в бороде засеребрилось, на переносице резче обозначилась вертикальная складка. В том, что война с западными племенами начнется вновь, чуть только по долинам стает снег, Растак не сомневался ни на мгновение. Знал и то, что подгонять воинов не придется — как бы не пришлось их сдерживать, когда они увидят Волков! Каждый будет драться за двоих. Беда только в том, что один воин, сколь бы ни кипел он жаждой мщения, никаким чудом не сможет находиться одновременно в двух разных местах непомерно растянутых владений союза…
Все равно — война до конца! Что сделано, того уже не поправить. Кто прыгнул в озеро с утеса, тот не вернется на утес сухим.
И сразу же после ошеломительно неудачного похода, и позднее, когда буря чувств уступила место голосу рассудка, Растак отдавал себе отчет: если бы не Вит-Юн, он не вывел бы из владений Волков и той половины первоначального числа людей, которую все-таки удалось вывести. Никому: ни Риару, хваставшему, будто сразил в битве пятерых врагов, ни Хуккану, сразившему никак не меньше и получившему за то множество мелких ран, ни даже могучему Култу, бойцу редкой силы и свирепости, не удалось бы нагнать такого страха на преследователей. Те постоянно мелькали между деревьями, дерзко приближались, вынуждая лучников тратить последние стрелы в никчемной перестрелке и замедляя движение сильно укоротившейся человеческой змеи, и без того ползущей по заметенной бураном тропе куда медленнее, чем хотелось бы. Не раз на хвост змеи пытались наступить небольшие отряды — без сомнения, для того, чтобы втянуть в бой все войско Растака и задержать его, насколько возможно, пока основные силы Волков, Вепрей, Медведей, Горностаев и прочих племен, достойных отныне лишь истребления от мала до велика, продвигаются по известным только им тропам, чтобы отрезать, окружить и уничтожить отступающие остатки войска.
Вит-Юн одним своим видом отгонял этих жалящих ос. Более того: Растак молчаливо признавал, что не будь Вит-Юна — и еще неизвестно, удался ли бы окруженному с трех сторон, прижатому к реке войску прорыв. Ха! Теперь западные племена будут помнить непобедимого воина из Запретного мира, теперь они его ни с кем не спутают!
Вырвались! Опасения вождя не оправдались: глубокого вторжения чужих отрядов во владения племени Земли на плечах отступающих не случилось, враги прекратили преследование вскоре после границы. Быть может, среди их вождей возникли разногласия или даже ссора из-за еще не поделенной и даже не взятой добычи? Очень возможно — и в этом спасение! Союзы племен недолговечны, если над ними нет одного, настоящего вождя.
Тем более — союзы племен разных миров, кое-как скрепленные колдунами! И в бою, и во время преследования среди врагов мелькали рысьи накидки соплеменников Шанги и медные круги на шапках детей Солнца. Попадались на глаза и вовсе чудно одетые воины, каких доселе не встречал никто из людей Земли. И то сказать: разве сумели бы Волки едва-едва не уничтожить полутысячное войско без помощи племен не только этого мира, но и соседних? Сколько воинов они кинули в битву — десять сотен? Пятнадцать? Да еще, наверное, не успели собрать все отряды в кулак, да против крысохвостых оставили заслон… Но и десяти сотен хватило бы Волкам для победы — не в поле, в лесу! Хвала богам земных стихий, вовремя пославшим снежную бурю, что помешала небывало огромным силам врага навалиться разом, спихнуть на лед реки, окружить и добить, не выпустив из ловушки.
Удалось, удалось избежать окончательного разгрома и гибели! Боги получат богатые жертвы. Конечно, нельзя забыть и духов, благосклонных к племени, и живых героев. Вит-Юну будет воздана высокая честь, но незачем внушать ему мысль, будто без него все погибло бы. Тем более незачем внушать эту мысль соплеменникам и союзникам. А потому сказители по слову вождя прославят не только Вит-Юна, но и Хуккана, и Риара, и, конечно, Култа. Несмотря на непослушание, пока еще нет смысла обвинять вождя Выдр в измене — главный предатель, виновник неудачи похода хорошо известен: Скарр! Вот кто украл славную победу, вот из-за кого пришлось оставить на верную смерть не способных идти раненых — из-за Скарра! Его будут проклинать жены, потерявшие мужей, матери с выплаканными по мертвым детям глазами, дети, оставшиеся сиротами. Его проклянут и предки за невозможность похоронить павших по обряду. Его, а вовсе не вождя!
И все-таки Растак знал то, в чем никогда не признался бы даже Хуккану: он совершил ошибку. Нет, не в том, что выбрал для похода неудачное время, — его войско и зимой сокрушило бы любое из соседних племен. Он умудрился сделать даже две ошибки: одну еще летом, когда сдержал клятву оставить в живых старого колдуна, и другую — позже, когда, замыслив побить и присоединить западных соседей, не принял Скарра во внимание. А он вон каких дел натворил! И ведь не успокоится, пока не сокрушит всех нарушителей Договора или не помрет сам!
Значит, помрет. Давно пора старому негодяю увидеть предков — пусть их суд вразумит его, что полезно детям Земли, а что нет.
Но за Култом, Пуной, да и за другими мелкими вождями теперь, конечно, нужен глаз да глаз. И дело даже не в том дротике, что попытался пустить в него, вождя вождей, мальчишка-Соболь, оказавшийся сыном давно убитого тамошнего колдуна! Попытался — и почти сумел! Спас случай да еще горячность мальчишки. Разумеется, Пуна не стал вымаливать прощение соплеменнику и не отвернулся, когда единодушное решение войска бросило преступного сопляка на Священный камень под нож Ер-Нана, еще не оправившегося от ужасов похода и оттого вдребезги пьяного! Кажется, вождь Соболей даже кивал головой с видом полного одобрения, но все же, все же…
Глупо обманывать себя: насильно присоединенные союзники, почти сородичи, в близком будущем неотличимые от людей Земли, ненавидят присоединителей. И в первую очередь ненавидят Растака. Пусть в скоротечных войнах с ними удалось избежать большой крови — это не более чем еще один повод для ненависти. Наверное, истребленные на три четверти, вроде Беркутов, они стали бы послушней. Но откуда тогда взять воинов не только для новых завоеваний, но и для обороны?
В эти дни соплеменники почти не видели вождя. Выселив двух жен с детьми в один из соседних пустующих домов, оставив при себе для ведения хозяйства новую жену из племени Лося (неизбежный залог союза), Растак редко выходил из своего дома, допуская к себе лишь избранных, но и тех было немного. Риар увел небольшой отряд беречь границы на юге, где владения союза охватывали гигантской дугой долины непокорных племен. Однорукий Арпат, сделанный старейшиной за боевой опыт и безграничную веру в вождя, нес со своими сторожевую службу у Выдр и Лососей. От Вит-Юна как от советника толку было немного, а от Ер-Нана тем более. Оставался едва ковыляющий Хуккан с воспалившимися ранами, двое-трое молодых толковых воинов, на которых Растак положил глаз как на возможных помощников в будущем, да еще союзные вожди, ежедневно надоедающие просьбами отпустить их вместе с уцелевшими в походе воинами по домам хотя бы до весны.
