– Как он?
– Тоже трудоголик вроде тебя. – Мама потрепала меня по щеке. – У тебя – техника, у него – городское хозяйство. Едва-едва нашел полчаса составить Дженни компанию. Лучше бы ты эти полчаса нашел, а не он. Нет, надо всем нам взять отпуск, пока маленький не родился, а то потом не до отдыха будет. Полетим на Северный материк, там новый горный курорт открылся. Виды, говорят, потрясающие, ну и горный воздух вам с отцом на пользу пойдет, не говоря уже о Дженни… Или к морю… Ты голодный?
– Желудок к хребту присох.
– Сегодня твоя любимая кугга. Сейчас поешь или уж подождешь, пока все за столом соберутся?
– Подожду. Потерпит желудок. Скажи, мам, а тебе не кажется, что в нашей жизни что-то не так? В смысле, не по мелочам, а серьезно не так?
– Почему? Разве плохо?
– Очень хорошо. Но ведь так не бывает.
Мама рассмеялась.
– Много ты понимаешь, что бывает, чего не бывает… Ты что, сын? Совсем заработался, нельзя так. Вопросы задаешь странные… Да ведь если мы все хотим одного и того же, то какой же еще может быть результат? А если все люди на Тверди захотят того же, то кто им помешает? Как захотим все вместе, так и сделаем. Чего проще?
«Чего проще», – пробормотал я, вновь оказавшись перед верандой «бунгало».
Глава 5
– Ну что, показали они тебе твою любимую сказку? – ухмыляясь, спросил Вилли, едва я переступил порог гостиной. – Обычно они с этого начинают. Показали?
Я с трудом кивнул. Вид у меня, наверное, был тот еще. Как у только что проснувшегося человека, еще не очень понимающего, где еще сон, а где уже явь.
– Неглупо придумано и действует на многих, – продолжал Вилли. – Можешь рассказать, если хочешь, а не хочешь, так дело твое. Чаще всего новички видят что-нибудь райское, насчет всеобщей гармонии, но не слащавое, а такое, как надо. Хороших людей видят, интересных собеседников, интересное дело, словом, кто что хочет, тот то и видит. Наверняка кто-нибудь одних голых баб видит, а кто-то – как в деньгах купается. Ореолиты знают, кому что показывать.
Его развязный тон после чудесной сказки Ореола действовал на меня угнетающе.
– А тебе они что показали? – огрызнулся я.
– Мне? Кусок хлеба мне показали. И дали. Во-от такой кусище. – Вилли засмеялся. – Даром. И я его съел. В жизни не едал ничего вкуснее. Представляешь, какое чудо? Ни воровать его не было необходимости, ни драться за него, протянул руку – и взял, и лопай, пока живот не раздуется, как монгольфьер. Ты уже забыл, откуда я родом? С Саладины! Я стал мусорщиком в пятнадцать лет! Работа на разведку метрополии – это же так, вроде хобби. Думаешь, я краду секреты землян ради Ореола? Да ни за каким хреном не нужны Ореолу земные секреты, сам пораскинь мозгами!
Я не стал ему отвечать: спорить с правдой было глупо, а соглашаться с ничтожностью человечества и своей собственной как человека – обидно. Были бы ореолиты менее могущественны, вряд ли они распространили бы свою беспечность до таких пределов, чтобы контактировать с человеческим миром через прирученных людей, не заведя ни нормальной разведки, ни контрразведки. То есть никто не сказал мне прямо, что нет у ореолитов таких служб, но, с другой стороны, если они есть, то зачем тогда мы? Ради пустой экзотики?
Вот именно. Люди не в состоянии причинить ореолитам ни малейшего вреда, так что последним незачем опасаться их. Для работы с людьми существуют мусорщики, а для пригляда за мусорщиками – кураторы, и этого достаточно. Земное начальство распяло, повесило и четвертовало бы Вилли, предварительно выпотрошив его мозг, если бы только узнало, на кого он работает и какую работу считает главной, а применимо ли здесь понятие предательства? Интересно ли взрослому знать, где трехлетний малыш прикопал свои сокровища – пустую гильзу, цветное стеклышко и фантик от карамельки? Враг ли малышу незнакомый вменяемый взрослый? Конечно, нет. Ему, занятому дяде, малыш просто не интересен.
Неточная аналогия, льстивая. Человечество для ореолитов даже не младенец – оно просто мусор. Большая куча, имеющая притом тенденцию к росту. В куче живут крысы, над кучей роятся мухи, куча неприятна, от кучи дистанцируются, но не производят же ее в почетное звание врага!
Можно считать нашу Вселенную заповедником для рода человеческого, можно и помойкой, кому как удобнее. Не сомневаюсь, что подавляющему большинству людей, если допустить, что они узнают правду и поверят в нее, придется по душе заповедник. Но я знаю мнение ореолитов на этот счет. Мне можно его знать, я мусорщик. Признан годным.
– Кстати, я бы чего-нибудь пожевал, – сказал Вилли. – После насильственного протрезвления всегда есть хочется. Составишь компанию?
– У тебя что, времени перекусить не нашлось? – удивился я.
– Шутишь? У тебя, конечно, было время, а у меня всего три минуты, да и то две из них ушли на беседу с куратором с глазу на глаз. Нормально. Обычные темпоральные штучки ореолитов, привыкнешь еще… Чего бы ты сейчас съел?
– Я не голоден, – соврал я.
– И выпить не хочешь?
– Нет.
– Правильно. – Вилли как-то очень охотно закивал. – Перед работой ни-ни. Техника безопасности не велит.
– Перестань…
– Ладно. Вижу, что ты не расположен шутить. Ну что, так-таки и не расскажешь, что ты там увидел?
– Не твое дело. Скажи только правду: это реально?
Вилли фыркнул.
– А что такое реальность? Вот я сижу перед тобой – я реален? Корабль этот реален? Хочешь, я выращу бутылку – глисс в ней будет реален? Похмелье после него реально? Если хочешь знать мое мнение, реально то, что ты чувствуешь, пока не допьешься до белой горячки. Зеленые черти – это уже, пожалуй, не реально…
– Реально то, что может быть измерено при помощи точного, поверенного метрологом прибора, – сказал я.
– Ха! Видно инженера! Прибору ты, значит, веришь, а собственным органам чувств не очень. С чего бы?
– С того, что человеку далеко до точного прибора. Глючный он прибор, человек.
– Прелестно! А с чего ты взял, что прибор, которому ты веришь, реально существует, а не сидит исключительно в твоем воображении, а?
– Надо же чему-то верить…
– Тогда почему бы тебе не поверить, что показанное тебе ореолитами – реально? Знаешь, что они тебе показали? Твой собственный, индивидуальный рай. Если ты прямо сейчас отбросишь копыта, то твоя копия, снятая с тебя при последнем посещении Ореола, будет жить в этом раю. Допустим, ты изменился, ведь человек меняется со временем – и твой рай тоже изменится, он всегда будет подстроен под тебя. Не делай недоверчивую морду! – Вилли пренебрежительно махнул на меня рукой. – Ты знаешь это, только поверить не хочешь. В свое время я тоже не вдруг поверил. Вот чем они нас покупают, вот чем держат… Ни один мусорщик не уйдет на тот свет обиженным, он будет продолжать жить в Ореоле, в своем собственном мире, и будет ему счастье! Признайся, ведь ты только сейчас все решил окончательно, а до этого еще прикидывал, на чью сторону тебе податься, еще оставлял себе разные лазейки на крайний случай?.. Ладно, можешь не отвечать, и без того ясно. Со всеми так бывает. Ореол требует от нас работы, но предлагает за нее достойную награду. Более чем достойную! Вторую, полноценную жизнь он нам дает после смерти, ту жизнь, о которой в человеческом мире можно только мечтать. Уж поверь, ореолитам это совсем не трудно. А теперь ты спрашиваешь, реален ли мир, который только что создан, и в чем его отличие от мира, созданного Большим взрывом. Не серди меня!
