Человек отовсюду

низким лбом. Цветовая гамма головы – преимущественно красная. «Так страшнее», – сказал мне Вилли, и я, проверив другие варианты, признал его правоту.

– Жуть, – хохотнул он, узрев результат, и передернулся.

– Я старался, – скромно заметил я.

– Если бы не гранитная скала, ты сделал бы лапы, как у крота? Для подкопа?

– Не исключено.

– Воображаю себе эту кротовую кучу… А почему такие большие легкие?

– Элементарно. Большая мышечная активность предполагает…

– Что предполагает? По-моему, она предполагает наличие кислорода в атмосфере. А если его не будет?

Я хлопнул себя по лбу. Вот так всегда: о чем-нибудь важном да забудешь. Если охранная система заполнит подземные галереи Центра инертным газом…

А если не инертным? Если чем-нибудь убойным?

Да, скорее всего так и случится. Я сам сделал бы так, проектируй я охранную систему. Значит – что? Поры в коже, и без того немногочисленные, убрать совсем. Кожу покрыть подходящим полимером. Ввести биосенсор, чутко реагирующий на изменение состава вдыхаемого воздуха, и соответствующий центр мозга для мгновенного анализа. Теперь запасы кислорода… Ох, как не хочется вводить в конструкцию баллон высокого давления…

– Что ты там бормочешь? – спросил Вилли.

– Думаю, как бы не задохнуться, не дыша.

– Что тут думать! Кстати, куда ты дел весь жир?

– Убрал. Зачем он?

– Да я не о простом жире тебе говорю, садовая твоя голова, а о кашалотовом, спермацетовом. Ты хоть слыхал о такой зверушке – кашалоте? Ныряет на два километра, остается под водой больше часа, а где, по- твоему, он хранит запасы кислорода?.. Тоже мне, изобретатель!

Посрамив меня, Вилли отошел, а я и не подумал огрызаться. Во-первых, он был прав, а во-вторых, когда я работаю, у меня нет времени на пустяки. Начинался тот противный этап, когда любая доработка ведет к ухудшению ТТХ изделия, но без этих доработок оно вообще не заработает. И выхода нет, разве что начать все сначала уже на иной конструктивной и элементной базе… но ведь опять упрешься в то же самое! Диалектика. Злейший враг инженера, и враг непобедимый.

Пришлось оснастить тело горбом и убрать туда запасы спермацета, пронизанные сетью капилляров. Дольше всего я промучился с голосовыми связками – хотелось, чтобы при сохранении способности вести членораздельную речь они могли еще генерировать мощный инфразвук. Какие ухищрения я ни применял, все равно получалось громоздко, да и как самому уберечься от инфразвука? Пришлось отказаться от этой идеи, зато в области органов чувств я действовал по принципу «кашу маслом не испортишь». Тварь видела в темноте, обоняла запахи веществ, лишенных, по мнению человека, и намека на запах, осязала электромагнитные поля и потоки частиц, улавливала эмоции людей…

Спустя какое-то время Вилли опять возник в моем поле зрения. Он уже здорово насосался, его покачивало.

– Штормит? – едко осведомился я.

– П-порядок! Ты что… это… ты долго еще м-мучить меня будешь?

– Почему мучить?

– П-потому что смотреть на тебя, п-придурка, невозможно. И тошно, и ж-жалко…

– А ты не смотри на меня, – посоветовал я. – Ты спи и сны смотри, они интереснее.

– Замучил ты себя. Глаза, вон, к-красные.

– Это у тебя глаза красные… Ну вот, кажется, вчерне готово. – Я откинулся в кресле и полюбовался конструкцией, выводя поочередно на экран общий вид, вид без кожи, нервную систему, кровеносную систему и так далее. Затем смоделировал бег твари по пересеченной местности. Тварь так и мелькала. – Что теперь скажешь? Изящно, нет?

Не следовало бы мне искать похвалы пьяного критика, но так уж устроен человек – хочется ему немедленного одобрения сделанной работы. Конечно, я напоролся на скепсис.

– И ты п-позволишь кораблю превратить себя вот в это? – осведомился Вилли.

– Почему нет?

Он без слов постучал себя согнутым пальцем по лбу.

Вилли спал. Корабль висел над одной точкой Земли где-то в довольно высоких широтах северного полушария, и я не сомневался, что под нами, скрытый облачной мешаниной циклона, прячется выступ материка, именуемый Кольским полуостровом. Как у корабля получалось без видимых затрат энергии висеть на одном месте гораздо ниже геостационарной орбиты, я не знал и не желал забивать себе голову такими пустяками. Я тоже поспал немного, потом проснулся и понял, что боюсь. Скепсис Вилли показался мне уже более обоснованным. Добровольно превратить себя в кошмарную тварь – это почище, чем решиться отдать себя в лапы врачей ради сложнейшей операции с непредсказуемым результатом. Добро бы я был смертельно болен, но ведь я здоров! Так зачем же?.. Ради кучки неизвестных мне людей? Все равно сколько-то их, вероятно, погибнет, а некоторых мне, возможно, придется убить или покалечить самому. Может, Вилли все же прав?

Почти сразу я сообразил, что изобретаю оправдание для себя, как это свойственно трусам. Что же получается – я трус? Странное ощущение. Кем меня только ни дразнили, но только не трусом. Впрочем, люди меняются, и вчерашний храбрец может начать усиленно беречь свою шкуру. Вилли обрадуется, если я откажусь от опасной затеи, но что он подумает, о том не скажет. И я начну гадать, считает ли он меня жалким ничтожеством или только осторожным человеком…

Вилли всхрапнул в своем уютном лежбище на полу «гостиной» и вдруг резко дернулся – наверное, ему приснилось нечто не шибко приятное. Какие сны характерны для мусорщиков? Снится ли им обещанная Мечта? А если им снятся люди, то остаются ли они мусором в снах?

Будить его? Нет, пусть спит. Попробую сам. Корабль, ты послушен мне? Я знаю, ты признал меня и можешь изменять себя по моему желанию. Но можешь ли ты изменить меня? Вот, смотри, чертеж моего нового тела на мониторе, а кроме того, конечно, в моей и твоей памяти. Сможешь воплотить? Не забудь только запомнить хорошенько исходный вариант, потому что мне вовсе не улыбается вечно носить чужую личину, я хочу получить назад мое тело… если вернусь, конечно. Но это ты, конечно, не забудешь, я зря обижаю тебя недоверием. Еще я надеюсь, что ты исправишь недочеты конструкции и додумаешь за меня всю биохимию, в которой я ни в зуб ногой… Готов? Приступай!

Я слез с кресла и опустился на пол. Почему-то мне казалось, что корабль лучше поймет меня, если я увеличу площадь соприкосновения с ним. Чепуха? Конечно. Суеверие? Возможно. Я ведь не ореолит, я только человек, мой мозг набит предрассудками…

– Приступай, – прошептал я, и мир вокруг меня закачался, потерял четкость и потускнел. Затем померк совсем.

Я боялся боли, а еще сильнее боялся собственного страха перед болью при трансформации, и слова Вилли давали повод к опасениям. Но все обошлось. Боль? Ее не было, если иметь в виду боль физическую. Был дискомфорт при пробуждении. Наверное, корабль отключил мое сознание, чтобы я не запаниковал, глядя, как мое тело постепенно превращается в придуманную мной конструкцию. Не стыжусь признаться: вероятно, я и в самом деле заорал бы от ужаса и приказал кораблю прервать процесс, если бы остался в сознании. Как хорошо, что инженеры – обыкновенные инженеры, без приставки «био» – создают свои конструкции из мертвых материалов, а что до искусственного интеллекта, то его не волнуют проблемы эстетики! Еще лучше, что даже очень хороший инженер-конструктор может лишь в общих чертах понять, как чувствует себя его конструкция, не худо ли ей по такой-то и сякой-то причине. Плохой же инженер не понимает этого вовсе.

И в этом смысле лучше быть плохим инженером! Ему, подлецу, гораздо комфортнее!

Но ощущать себя одновременно конструктором и конструкцией – это что-то с чем-то! Для начала я не сразу понял, где нахожусь и вообще сплю я или нет. Стены «гостиной» сияли узором электромагнитных