– Руки протяни, – ответил на это мой бывший собрат по борьбе за независимость.
На запястьях защелкнулись наручники. Меня свели вниз по лестнице и втолкнули в машину с закрашенными окнами. Слева от меня сел один мордоворот, справа стеснил меня другой. Поехали.
– Ну хорошо, – сказал следователь. – Оставим пока в стороне вопрос о том, чем ты занимался целый год вне Тверди. Не будем пока говорить и о том, чье задание ты выполнял и в чем оно заключалось. Это в общем-то мелочи. Возможно, нам и не придется к ним возвращаться, если ты дашь честный и откровенный ответ еще на один маленький вопрос: каким путем ты вернулся на Твердь?
– Через Врата. – Я даже плечами пожал, имитируя легкое недоумение.
– Допустим. Через какие Врата?
– По-моему, у нас на Тверди одни Врата, те, что в столице, – сказал я.
– Тебе не хуже меня известно, что бывают еще индуцированные гиперканалы. Не изображай идиотика. Ты по-прежнему утверждаешь, что вернулся на Твердь законным путем, как всякий добропорядочный гражданин, и проходил через единственные легальные Врата со всеми полагающимися процедурами досмотра и регистрации? Это твой ответ?
– Это мой ответ, честный и откровенный, – сказал я с легкой издевкой. – Если на въездном контроле что-то напутали, то при чем тут я?
Следователь укоризненно покачал головой.
– Там не могли напутать. Новая система контроля этого не позволяет. Ты не в курсе? Сказать тебе, со сколькими людьми тебе пришлось бы войти в сговор и сколько взяток сунуть, чтобы проникнуть на Твердь сквозь Врата так, чтобы о твоем прибытии не осталось никаких документов? Можешь поверить на слово, это не выход для того, кто не хочет афишировать свое прибытие. Поэтому ты либо скажешь мне сейчас, каким путем ты проник на Твердь, либо я передам тебя своему коллеге. Вряд ли это доставит тебе удовольствие.
Ну вот, наконец-то. Допрос продолжался уже несколько часов, а угрозы пошли в ход только сейчас. Я ожидал, что они начнутся гораздо раньше, а может быть, контрразведка Игнатюка сразу перейдет к форсированным методам допроса. Собственно, это даже не допрос, поскольку никаких вопросов форсируемым не задают, а обрабатывают клиента молча. На многих это производит неизгладимое впечатление. Фонтан красноречия практически гарантирован, а то, что он перемежается звуками, не несущими никакой смысловой нагрузки, не суть важно.
Почему-то за меня взялись иначе – то ли считали важной шишкой, то ли, что вероятнее, копали под Варлама и прочили меня в добровольно раскаявшиеся сообщники, то ли еще что. Гадать в таких случаях можно долго, а ответ подчас приходит с фатальным опозданием.
– Я уже все сказал, – заявил я.
Следователь отер со лба пот.
– Я так не думаю. Ты влип в скверную историю, Ларс Шмидт. Повторим сначала? Более года назад ты отправился через Врата на Прииск в качестве носителя «темпо» вместе с группой марциан. Мы знаем, что марциане, такие же носители «темпо», как и ты, перестали представлять какой-либо интерес для спецов на Прииске спустя две-три недели после прибытия. Некоторые из них вернулись обратно к нам. Мы знаем, что на Прииске ты с самого начала был отделен от марциан. Смотри, как странно получается: ты отсутствуешь на Тверди больше года, затем возвращаешься неким тайным путем, навещаешь Варлама Гергая… И ты еще хочешь, чтобы к тебе не возникло вопросов?
– Ничего бы не имел против, – ухмыльнулся я.
– Какое у тебя задание? – рявкнул следователь.
– Задание? – Я изобразил на лице величайшее удивление. – Я просто в отпуске. Отдыхаю.
– От какой работы?
– Подопытная зверушка – вот моя работа. Анализы и тесты. А почему со мной так долго возятся – спросите научников с Прииска. Наверное, дело в том, что я не был темпирован с самого рождения, как марциане, а впрочем, не знаю.
– Не валяй дурочку, Ларс, – посоветовал следователь, – не то за тебя возьмутся иначе. Я даю тебе шанс, а ты ведешь себя глупо, очень глупо. Тебя все равно заставят говорить, и ты нам все расскажешь. Ментоскопирования не будет, мы ведь бедная планета. Есть просто специалисты… ну, ты знаешь. Старые методы надежны, только очень уж негуманны. Через сутки мы узнаем все, а ты будешь молить, чтобы тебе позволили умереть. Ты же разумный человек, Ларс, ну сам подумай, стоит ли доводить до крайностей? А?
– Не стоит, наверное, – искренне сказал я.
Следователь оживился.
– Ну вот и хорошо. Приятно иметь дело со здравомыслящим человеком. Расскажи-ка мне все с самого начала… И поподробнее.
– Пожалуйста. Я родился на маленькой ферме под Степнянском, к юго-востоку от города. По отцу, а равно и по матери мой род восходит к первопоселенцам. Один из моих прапрадедов был важной шишкой: дважды избирался старостой нашего округа. Другой мой прапрадед первым ввел в наших краях шестипольную систему земледелия. Моя прабабка вышла замуж за…
Следователь звучно стукнул ладонью по столу.
– Наплевать на прабабку! К делу! К делу!
– Отчего же наплевать? Во-первых, она была достойной женщиной, во-вторых, ее давно нет в живых, а плевать на могилы в наших краях не принято, а в-третьих, если рассказывать с самого начала и поподробнее…
– Издеваемся? Тянем время?
– Разве Господь создал его в недостаточном количестве? К чему эта экономия?
– Я желал тебе добра, – с отвращением сказал следователь, – да, видать, не в коня корм. Ну что ж, не говори потом, что ты не сам выбрал свою участь… Или, может, передумаешь? Даю тебе еще один шанс.
– Так как мне рассказывать: с самого начала и поподробнее – или покороче?
– Попробуй покороче.
– Хорошо. Я родился. Учился. Не женился. Воевал. Еще не умер…
– И не надейся умереть быстро, – подхватил следователь. – Ладно, я понял. Ты выбрал.
С отвращением собрав бумаги, он вышел, а его место занял мордоворот, скучавший до сей минуты в углу. Первый же удар сломал мне нос и не сбил на пол только потому, что деревянный стул был сработан на совесть и накрепко привинчен к полу, а мои скованные руки находились позади его спинки. Но мотнуло меня крепко, даже странно, что не сломало шейные позвонки, а боль была такая, что в глазах вспыхнуло и разом потемнело. Второй удар разбил мне губы.
– Это только для разминки, – сообщил мне из темноты Юхан. Я не видел его, но узнал голос. – Ну что, Ларс Шмидт? Ты по-прежнему намерен вести себя глупо?
– Непременно, – прошепелявил я разбитыми губами, плюнув кровью на звук.
Еще два удара обрушились на мое лицо, а затем мордоворот деловито спросил, обращаясь к Юхану:
– Волчьи жуки или бурые черви?
Секунду-другую Юхан решал, с чего начать. Затем определился:
– Черви.
Хрен редьки на слаще, а почечные колики и зубная боль могут одинаково заставить человека выть и лезть на стену, хотя это совсем разные боли. От укуса волчьего жука боль адская, но в общем это обыкновенная нестерпимая боль, зато жвалы бурых червей заставляют укушенного думать, что его сунули в огонь и поджаривают по методу тех одетых в коричневые балахоны ребят, что звались инквизиторами. Я похолодел и, честно говоря, едва не смалодушничал. Не какая-то там особая твердокаменность выручила меня, а обыкновенная логика – оказывается, я еще был способен к ней. Стоит мне начать говорить, положение мое только ухудшится, да и что я расскажу? О работе на разведку метрополии? Допустим. Это будет им интересно, хотя для меня это верный и не самый приятный конец. Но если уж я начну болтать, из меня вытащат и сведения об Ореоле, о работе мусорщика, о черных кораблях… Мне не поверят, потому что поверить в это нельзя, и снова пойдут в ход бурые черви, волчьи жуки или, может, что-нибудь похуже.
