категоричнее первого, и еще один… Я представлял себе, что мне надо приподнять громадный камень, очень надо, под ним прячется узкая расщелина, куда полезла Дженни за редким видом твердианского лишайника, а скатившийся с горы камень завалил ее, и его непременно надо убрать, иначе Дженни задохнется там внизу, в темноте и ужасе, напрасно призывая меня на помощь…
Нет ничего полезнее хорошей мотивации, пусть даже она выдумана от начала до конца. Какая такая Дженни? Нет Дженни. Она вернулась на Землю и, конечно, постаралась забыть Твердь как дурной сон. А заодно и меня как часть Тверди. Ну и пусть. Важно, что я ее не забыл.
Средство помогло: задолго до конца ночи я уже сносно владел руками, ногами и всеми прочими частями тела, где есть мышцы. Разумеется, первым делом я слез с каталки и даже, как ни странно, не упал при попытке сделать шаг. Тело медленно, но верно наливалось силой. Правда, мне показалось, что я стал выше ростом, но я приписал это тому очевидному факту, что просто-напросто хуже держу равновесие, – вот мне и мерещится, что центр тяжести сместился вверх. Не так-то просто обрести подвижность раньше, чем велит медицина, и притом обрести ее в полном объеме со всеми функциями. Впрочем… моя каталка показалась мне какой-то низковатой, потолок тоже не был особенно высок, да и запертая металлическая дверь, казалось, была рассчитана на людей пониже меня ростом. Галлюцинирую? Странные это галлюцинации, вернее, не галлюцинации вообще, а кажущееся искажение масштабов окружающих предметов. Я порылся в памяти, стараясь выудить оттуда, как называется эта аномалия восприятия и как с ней бороться, однако ничего не выудил. Вероятно, их там никогда и не было.
Ладно. Незачем забивать себе голову ерундой. Я мог ходить и совершать всякие другие действия, но не мог выйти на свободу. Этот недостаток следовало устранить.
Как?
Хороший вопрос. Напасть на первого вошедшего в медблок эскулапа и взять его в заложники? Не выйдет. Во-первых, в этой конторе запросто пожертвуют каким-то там медиком, а во-вторых, он просто так сюда не войдет. Разумеется, тут есть система наблюдения. Может быть, за мной и сейчас кто-нибудь наблюдает.
Я поискал глазами по стенам и, конечно, ничего не нашел. Неудивительно. Техника на Тверди не та, что на развитых планетах, и очень медленно развивается, но что стоит закупить хотя бы на Земле обыкновенный ширпотреб шпионского и контршпионского назначения? Вроде дешевка, а без специальной аппаратуры мне его вовек не найти.
Может быть, симулировать сердечный припадок и действовать по обстоятельствам? Хм… Наобум, без плана, без оружия?..
Ничего, что сошло бы за оружие, в медблоке не имелось, разве что можно было соорудить удавку из проводов и шлангов. Помимо каталки и массивных – не приподнять – приборов имел место металлический шкаф. Я подошел к нему и едва не закричал.
Из полированной дверцы шкафа на меня смотрел другой человек.
Иное лицо. Иной рост. Иной цвет волос. Глаза стали желтыми, как у кота, – я даже удивился тому, что зрачки остались круглыми, а не превратились в щелевидные. Масса иных трансформаций калибром помельче… Это был не я. В полированном металле отражался кто-то другой, не шибко нравящийся мне. Хотя вопросы симпатий и антипатий волновали меня в данный момент очень мало.
Это был шок! Это был удар. Когда я превращал себя в кошмарную тварь, я делал это сам и притом по своему собственному проекту – теперь же за меня взялся кто-то другой. Не укусы же бурых червей изменили мой фенотип! Пусть я остался человеком, однако трансформация по своей воле и по чужой – очень разные вещи и очень по-разному бьют по психике. То, что случилось со мной, потрясло меня настолько, что я даже не сразу возмутился: на каком основании кто-то вмешивается в мое, личное и сокровенное? Это в тысячу раз хуже, чем обнаружить, что кто-то посторонний копался в моих вещах и все перевернул. И хотя я догадывался, что хорошо знаком с этим «кем-то», открытие не обрадовало меня. То, что я полагал невозможным, оказалось не только возможным в принципе, но и до отвращения реальным.
– Ну и рожа! – пробормотал я, еще раз вглядевшись в отражение моего нового лица.
Оно мне не нравилось, хотя уродливым точно не было. Пожалуй, в нем была этакая мужественная красота, и все равно я не признавал это лицо своим, хоть тресни! А причина была проста: не я его выбрал. Кто-то – скорее всего Вилли, а может быть, биотоки моего подсознания, уловленные кораблем, а может, и сам корабль по собственному почину – покусился, и успешно, на мою свободу быть самим собой! Это было нестерпимо. Уж не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я опомнился от первого потрясения и начал сквернословить.
Да, да, теперь я уже понимал, что не брошен на произвол судьбы и, по всей вероятности, теперь-то уж как-нибудь выкручусь, но это не радовало меня! Можете не верить, но хороший шанс спастись стоял в моей шкале ценностей ниже понятий о личной свободе. Неужели я из числа тех навязших в зубах хрестоматийных героев, для кого свобода воли дороже личной шкуры? Даже думать об этом не хочется. Я был таким когда-то и, к счастью, перестал.
Не знаю, сколько времени я потратил впустую на ругательства и зубовный скрежет, прежде чем сделал единственно разумное: вернулся обратно на каталку, вытянулся во всю длину и попытался думать. Еще дважды я вскакивал и подбегал к шкафу, дабы убедиться, что новая личина приросла ко мне накрепко, а потом все-таки успокоился. Итак, что мы имеем? Гипотеза первая: у меня появились новые возможности управления собой. Гипотеза вторая: Вилли не бросил меня, но не в состоянии пока вытащить и сделал то, что мог. Моя внезапно проявившаяся низкая чувствительность к укусам бурых червей одинаково хорошо ложилась в обе гипотезы. Нежданная трансформация моего внешнего облика – тоже. Новую личину мог задать как Вилли, так и мое подсознание. А больше не произошло ничего такого, что помогло бы мне остановить выбор на какой-нибудь одной гипотезе из двух.
Надеясь на лучшее, готовься к худшему – это полезное правило никто еще не отменял. Я решил, что разумнее вести себя так, как будто никакого Вилли и никакого Ореола не существует вообще. Но блеф – о, это совсем другое дело! Я едва удержался от смеха, представив себе завтрашнее – то есть уже сегодняшнее – шоу. Поглядим, поиграем… Для начала, конечно, вырядимся дурачком – толку от этого будет мало, зато удовольствие мне обеспечено. Ха-ха. А что обеспечено Юхану?
Тоже поглядим. И если можно будет сделать так, что ему придется плохо, надо это устроить. Юхан меня разозлил. Подставлять ему вторую щеку меня как-то не тянет.
И еще вопрос: кем назваться? Во время учебы на Земле я на время стал Винсентом… Ладно, пусть будет Винсент. Имя не без претензии на аристократизм и довольно редкое на Тверди. А фамилия?.. Некоторое время я перебирал тысячи и тысячи вбитых в мою память менторедуктором фамилий самых разных людей в диапазоне от монархов и президентов до знаменитых террористов и серийных убийц, причем подошел к выбору столь серьезно, как будто фамилия и впрямь имела значение. Так, наверное, приговоренный Конвентом французский аристократ, готовясь взойти на эшафот, переживал, что он плохо выбрит, а на носу давеча вскочил прыщик. Сравнение рассмешило меня и навело на мысль о французских уголовных корнях. Картуш? Видок? Равашоль? Ландрю? А почему бы не Менигон? Была такая террористка, Натали Менигон, двадцатый век. Винсент Менигон? Гм… Ну, пусть я буду называться Винсентом Менигоном, почему бы нет. Самому не противно, и этой причины вполне достаточно.
Главный тип из местной медицинской банды, разумеется, ошалел, увидев, что вместо вчерашнего пациента каталку занимает незнакомый дылда. Он ошалел настолько, что потребовал объяснений от
– Ты по-прежнему утверждаешь, что тебя зовут Винсент Менигон?
– Да, это мое имя.
– Кто ты? Откуда? Как попал сюда?
– Не знаю. Не помню.
– Вот как? А что ты вообще помнишь?
– Свое имя. Еще… нет, больше ничего не помню. Меня зовут Винсент Менигон. Ничего не знаю. Ничего не помню. У меня… эта, как ее… нет, не помню… Амнезия, вот! Вспомнил.
– Может, ты вспомнишь и Ларса Шмидта?
