Вселяю трепет я в сердца,Во мне все гибельно и жутко.Мне краю нет и нет конца,И ты не нужен мне, малютка!»«Тебе, — ответила струя, —О бездна горькая, несу я,Высоких слов не говоря,В подарок воду питьевую».
Апрель 1854
«Мрак светом озарив…»
Мрак светом озарив, измену мы свершим, —Так мыслит мгла. Наш день — вчерашним днем гоним.Неблагодарной ночь зарю провозглашает.«Сократ — изменник, смерть ему!» — судья взывает.«Исус — отступник, смерть ему!» — судья изрек.Земле недвижимой изменник, под плевокСклонился Галилей и чует телом тленным —Колеблется она под старческим коленом.Судьба! Зловещий смех! Поистине, вполнеВеленье божие непостижимо мне,Вменяющее в долг живущим в мире этомВсе отдавать другим — свой труд и мысль с их светом,Любовь и пот, часы всех дней и всех ночей,И сон и бдение, и взор своих очей,Души и сердца жар со всем, что в них таимо,Не отступая вспять пред мукой нестерпимой,И расточать себя и все, чем ты богат, —Чтоб, ввергнув в ад, тебя назвали — ренегат!
Марин-Террас, ноябрь 1854
НА ДЮНЕ
Сейчас, когда свечой мой догорает векИ кончены труды и силы;Когда утратами, годами жизни бегМеня привел на край могилыИ в глубине небес, где я парить мечтал,Я вижу столько уносимых —Как бы прошедшего летящий шквал —Часов, вовек невозвратимых;Когда я говорю: «Что мнится торжеством,То завтра станет заблужденьем!» —Печальный, берегом бреду, клонясь челом,Как тот, кто предан размышленьям.Смотрю — над долами, вершинами холмов,Над сменой волн морского лонаУносится руно густое облаковПод хищным клювом аквилона;Я слышу всплески волн, на рифах ветра шум,В руках жнеца колосьев трепет;И с говором людей мой сравнивает умНевнятный этот ропот, лепет.На редких травах дюн я остаюсь подчасЛежать подолгу, не вставая,До той поры, когда луна зловещий глазПокажет вдалеке, мечтая.Вставая, сонный луч она бросает свойПространству, тайне, вод пучине,И друг на друга мы глядим вдвоем с луной,Она — в сиянье, я — в кручине.Куда же отошла гряда минувших дней?Есть кто-нибудь, кто знал меня бы?В померкнувших глазах от юности моей
