Как будто римлянин, пронзен парфянской пикой, Он бредит, весь в крови, пылающей Москвой. «Стой!» — говорит ему английский часовой. Сын — в габсбургском плену, жена — в чужих объятьях! Сам вывалян в грязи, его топить в проклятьях Сенат, им созданный, и ночь и день готов. Когда умолкнет ветр, у голых берегов, Над страшной крутизной, среди утесов черных, Задумчив, бродит он, заложник волн упорных. Глазами, полными огнем былых побед, Горд и угрюм, глядит туда, в небесный свет, И вольная мечта опять за счастьем рыщет. О, слава! О, тщета!.. И снова ветер свищет. Орлы, парящие в сияющей дали, Его не узнают. Взяв циркуль, короли Его замкнули в круг, навеки безысходный. Он задыхается… И смерти лик холодный Все ближе, все видней — его сквозь ночь маня, Как утро бледное таинственного дня. Душа дрожит листком, что в зной почуял влагу. Однажды на кровать свою кладет он шпагу, Ложится рядом с ней и говорит: «Мой час!» Маренго старый плащ его покрыл до глаз. Пред ним — Дунай и Нил; великие сраженья; Он шепчет: «Вот оно — мое освобожденье! Я снова победил! Мои орлы летят!» Когда же он вокруг метнул предсмертный взгляд, Ему мелькнула тень, прильнувшая к порогу: То Гудзон Лоу в дом уже поставил ногу! Гигант, раздавленный пятою королей, Вскричал: «На этот раз предел тоске моей! Возмездье свершено. Моих терзаний груду Не будет множить рок!» Раздался голос: «Буду!» 4 Событья черные глотает пасть времен. На прах империи упал Наполеон. Под ивой тихою его могила дремлет, Но имени его весь мир доныне внемлет: Тиран навек забыт, герой вовеки жив. Поэты, королей жестоких заклеймив, Мечту свою несут к могиле горделивой. Вернули статую колонне сиротливой; Подымешь голову и видишь: над тобой, Над всем Парижем он господствует, герой, Днем в синеве один, а ночью — в хоре звездном. Храм Славы именем его украшен грозным! Сей странный человек как будто опьянил Собой историю и славой ослепил Взор справедливости — сверканьем Аустерлица, Маренго, Эсслинга. Как римская гробница, Влекут к себе людей те грозные года: Вы рукоплещете, о нации, когда Вдруг подымается из той земли победной То консул мраморный, то император медный! 5 Вдвойне по смерти славен воин. Такого не было в былом. Из гроба слышит он, спокоен, Как говорит земля о нем. Он слышит: «Верною победой Все дни его озарены. История! Покорно следуй За этим божеством войны! Хвала ему в тиши могильной — Тому, кто, проблистав, исчез: Он одолел, гордец всесильный, Ступени первые небес! Он слал в стремлении высоком, Беря столицы на лету, Бороться с непреклонным роком Свою надменную мечту. И каждый раз, кидаясь в схватку Прыжком величественным, он Являл великую загадку, Которой бог был поражен. Почти не человек по силам, Упорно созерцая Рим, Он говорил с тяжелым пылом:
