Том 12. Стихотворения

Царь — лишь капрал простой, а папа — вроде бонзы.
У нас получше есть! Есть дурачок из бронзы.
Он всем нам дядюшка — простак Наполеон!»
И Фульд, Маньян, Руэр, Парье-хамелеон —
Беснуются. У них — сенат из автоматов,
Из восковых фигур. Соломой казематов
Набили чучело они: то — твой орел;
Он, реявший в выси, свою судьбу обрел
Не на полях боев — на ярмарочном поле!
На троне старом нет обивки пышной боле:
Вся ими срезана. Всю Францию, — взгляни:
На их лохмотьях кровь, — ограбили они.
В кропильнице Сибур белье их моет рьяно.
Ты, лев, — их раб; их вождь — всего лишь обезьяна.
Ты имя гордое твое в постель им снес;
В теснинах Риволи дымится их навоз;
Вином твоих побед свой стыд глушат их души;
И серый твой сюртук распялен на Картуше.
Они сбирают медь в твой головной убор;
Твои знамена им — то скатерть, то ковер;
Сев за нечистый стол, они то водку дуют
С глупцом-крестьянином, то в карты с ним плутуют;
Их соучастником ты бродишь у стола:
Рукой, что некогда штандарт побед несла,
Что мчала молнию, — рукою Бонапарта! —
Вдруг передернута помеченная карта!
Ты с ними должен пить! Карлье, добряк на вид,
По-дружески тебя пинком приободрит;
Пьетри с тобой на ты; Мопа рукою грязной
По животу тебя потреплет вдруг развязно.
И знают, жулики, что день придет, когда
На них, как на тебя, обрушится беда,
И рады в честь твою распить полштофа пенной;
Льет водку Пуасси в фиал святой Елены!
Как шабаш, ночь и день везде балы гремят;
Толпа сбегается глядеть на этот ад,
Где кувыркаются, бряцая бубенцами;
Народ свистит, ревет… И ты — меж подлецами!
Да, на подмостках — ты! Куда тебя взнесло?
Гомером начинать и завершить Калло!
О, песнь последняя великой эпопеи!
Тролон и Шедетанж — паяцы и лакеи —
Теперь твои друзья средь балаганных стен,
Где, крови не отмыв, смеется в ус Мандрен,
В одежде цезаря пленяя взор народа.
Ты ж, тень державная, бьешь в барабан у входа!»

Речь смолкла страшная. Во тьме Наполеон,
Сражен отчаяньем, издал ужасный стон,
Издал крик ужаса, вздев руки… Над страдальцем
Строй мраморных Побед, показывая пальцем,
У гробовых дверей как будто ожил вдруг
И, с цоколей сойдя, с насмешкой стал вокруг
И слышал, как титан, последний стыд изведав,
С рыданьем выкрикнул: «Кто ты, о демон бредов?
Мой вечный враг, ответь, иль я сойду с ума!» —
«Я — преступление твое!» — сказала тьма.
И склеп наполнился сиянием грозящим,
Подобным пламени над господом разящим:
Два слова огненных, — как те, что увидал
Когда-то Валтасар, — сверкнули. Прочитал
Наполеон, дрожа (о, где возмездью мера?),
Что Восемнадцатым он заклеймен Брюмера.

Джерси, 25–30 ноября 1852

Книга шестая «УСТОЙЧИВОСТЬ ОБЕСПЕЧЕНА»

I НАПОЛЕОН III

Свершилось!.. От стыда и пушка б тут зарделась,
Что именем таким такая мразь оделась,
Что в этой славе ты нору обрел, пигмей!
Ты, спавший с девкою — с фортуною твоей,
На этот гордый пик сумел всползти по склонам!
Ты шляпу Эсслинга своим снабдил помпоном;
Ты семимильные похитил сапоги;
Вцепился ты в орла, чертившего круги, —
В Наполеона, и, в восторге замирая,
С ним гордо делишься насестом попугая!
Терситу дядей был великий Пелиад…
Так это для тебя гром наших Илиад!
Так это для тебя в сраженья мы вступали!
Так это для тебя из громоносной дали
На русские войска Мюрат летел с хлыстом!
Так это для тебя сквозь пламя напролом