Том 13. Стихотворения

Дождем булыжников мне крышу обдавая;
Они убьют меня, чтоб изгнан был мой бес!
Пока же изгнан я — по благости небес.
«Прочь!» — все булыжники гремят, скрипят все перья.
От этой музыки чуть не оглох теперь я;
Над головой моей весь день набат гудит:
«Убийца! Сжег Париж! Бандит! Злодей! Бандит!»
Но остается всяк руке судьбы покорен:
Они — белы как грач, я — точно лебедь черен.

3 июля

' Нет у меня дворца, епископского сана, '

Нет у меня дворца, епископского сана,
Доходов и пребенд, растущих неустанно;
Мне трона никакой не выставит собор;
Привратник в орденах мой не возглавит двор;
Чтоб пыль пускать в глаза порой простолюдинам,
Не появляюсь я под пышным балдахином.
Мне Франции народ — пусть в униженье он —
Великим кажется, я чту его закон.
Я ненавижу всех, кто рот заткнул народу,
За деньги никогда не стану я приходу
Показывать Христа, что написал Ван-Дик,
Не нужен мне ключарь, причетник, духовник,
Церковный староста, звонарь или викарий;
Не ставлю статуй я Петру, святой Варваре;
Не прячу я костей в ковчежце золотом;
Нет у меня одежд, расшитых серебром;
Привык молитвы я читать без всякой платы;
Я не в ладах с двором, и я вдовы богатой,
Бросающей гроши на блюдо у церквей,
Ни митрой не дивлю, ни ризою своей.
Я дамам не даю руки для поцелуя,
Я небо чту, и я живу, им не торгуя;
Нет, я не монсиньор, я вольный человек;
Лиловых я чулок не нашивал вовек.
Блуждаю лишь тогда, когда путей не вижу,
И лицемерие глубоко ненавижу.
Нет лжи в моих словах. Душа моя чиста.
Сократа в узах чту не меньше, чем Христа.
Когда на беглеца натравливают стаю, —
Пусть он мне лютый враг, я все ж его спасаю;
Над дон Базилио презрительно смеюсь;
Последним я куском с ребенком поделюсь;
Всегда за правду в бой я шел без колебанья
И заслужил себе лишь двадцать лет изгнанья;
Но завтра же готов все сызнова начать.
Мне совесть говорит: «Иди, борись опять!» —
И повинуюсь я. Пусть сыплются проклятья, —
Я выполню свой долг. Вот почему мне, братья,
Епископ Гентский сам в газете говорит:
«Так может поступать безумец иль бандит».

Брюссель, 31 мая

ГОСПОЖЕ ПОЛЬ МЕРИС

Я, сотворив добро, наказан. Так и надо.
О вы, которая в ужасный год осады,
В год испытания великого, сильны,
Прелестны, доблестны, средь ужасов войны
Умели помогать невзгодам и недугам,
Жена мыслителя, который был мне другом,
Умевшая всегда, везде, во всем помочь,
Бороться и терпеть, с улыбкой глядя в ночь, —
Смотрите, что со мной случилось! Сущий, право,
Пустяк: в родной Париж вернулся я со славой,
И вот уже меня с проклятьем гонят вон.
Все менее, чем в год. Афины, Рим, Сион
Так тоже делали. Итак, Париж не первый.
Но вряд ли города на свете есть, чьи нервы
Так взвинчены. Ну что ж, таков судьбы закон:
Коль Капулетти чтим, Монтекки возмущен
И, властный, тотчас же воспользуется властью.
Разбойник, значит, я, да и дурак, к несчастью.
Так оскорбление почету вслед идет;
Так, чтоб низвергнуть вниз, вознес меня народ.
Но славой я сочту как то, так и другое,
А вы, сударыня, вы, с вашей добротою,
И вы, изгнанники, чей дух несокрушим,
Я знаю, верю я, что нравлюсь вам таким:
Я защищал народ, громил попов и честью
Сочту проклятие, что с Гарибальди вместе,