— Мы не подходим друг другу, Оуэн. Извини меня, но это так.
Он провел рукой по ее волосам, посмотрел на небо и пробормотал что-то вроде молитвы, перед тем как кончиком пальца коснуться ее нижней губы, той самой, которой он любовался весь вечер.
Наде почудилось, что земля уходит у нее из-под ног. Скорее, скорее, торопила она себя, прощайся с ним и беги домой без оглядки. Ноги не слушались, они словно налились свинцом, а все тело обдало жаром. Он стал сильнее, когда Оуэн прижался к ней. Надя чувствовала, что он жаждет поцеловать ее. Его руки, лицо пылали. Она ждала и хотела поцелуя, хотя из последних сил старалась избежать его. Импульсивно Надя подалась вперед.
Оуэн взял в ладони лицо девушки и приблизил свои губы к ее губам. Надя, вскинув руки, обхватила его за шею. Она страстно прильнула к нему, ощущая, как он напрягся. Помимо воли она поцеловала мужчину, призывно касаясь его языка. В один момент из ласкового котенка Оуэн превратился в голодного и требовательного льва. Наде была приятна вспыхнувшая в нем ярость. Они обменивались жгучими поцелуями. Груди Нади налились, стали твердыми, горячая волна охватила бедра, лоно, затуманила глаза. Выпущенные на волю гормоны делали свое дело.
Горячими руками Оуэн все теснее прижимал ее к своему телу. Невольный стон вырвался у Нади, когда нечто твердое уперлось в низ ее живота. Сладостная мука становилась нестерпимой. Страсть, желание бились меж ее ног. Неимоверным усилием воли она оторвалась от него.
— Оуэн?!
Он ласкал ее щеки, губы, ушки, легонько покусывая мягкие мочки, и играл языком с маленькой золотой сережкой.
— Как ты могла сказать, что мы не подходим друг другу?
Надя склонила голову Оуэну на грудь и еле сдерживала подступающие слезы. Под накрахмаленной рубашкой взволнованно и часто билось его сердце. Что она наделала! Зачем отвечала на поцелуи Оуэна! Это лишь все усложняет. Она высвободилась из его рук и взялась за ручку двери.
— Умоляю, Оуэн. Такого не должно было произойти.
— Но произошло же.
Его дыхание было тяжелым, прерывистым, глаза скрывались под опущенными веками.
— Разве ты не чувствовала то же самое, что и я?
Надя не отрывала взгляда от его вздымавшейся груди, в то же время стараясь нащупать защелку двери. Что-то подсказывало ей не отвечать на этот вопрос.
— Я должна идти.
Когда Надя переступила порог кухни, царивший там мрак охватил ее.
Оуэн оперся о дверной косяк, но за ней не пошел.
— Я тебя не оставлю, Надя, — сказал он ей вслед.
Она печально покачала головой.
— Я не собираюсь менять своего решения.
Он приник к закрытой двери и пробормотал:
— Мы еще посмотрим.
Как она могла так ослепнуть и не понять, что произошло между ними? Как она могла так поступить, зная о предупреждении? Следует ли ей обратиться к картам Таро, магическому хрустальному шару или к гаданию по руке? Правда, Оуэна все это теперь не касалось — глубокое чувство уже овладело им. Он еще раз дотронулся до закрытой двери, прежде чем пойти к машине.
Надя услышала шум двигателя и вытерла слезы, стекавшие по щекам. Она не имела права на прощение. Она же знала, что нельзя было этого допустить. Теперь у нее есть только один выход: оборвать их наметившуюся близость немедленно, иначе она может серьезно увлечься Оуэном. А он, джентльмен, не имел права целовать ее с такой страстью.
Она не должна помышлять о воображаемых любовниках и воображаемых желаниях — у нее иная цель. Надя закрыла глаза и постаралась успокоить смятенную душу любимой музыкой. Но… в голове была пустота, никаких признаков мелодии, ни звука. Тишина! Ее мать и София были правы. Музыка исчезла. Оуэн украл ее.
4
При виде открывшейся в его кабинет двери Оуэн собрал бумаги, разложенные на столе. В дверях появилась мясистая физиономия Себастьяна, а сзади выглядывала женская головка.
— Надя?!
Он вскочил на ноги. Она сама пришла к нему! Вот радость!
— Сэр, прошу прощения за вторжение, — произнес обеспокоенный привратник.
— Все в порядке, Себастьян. Мисс Кондратович может приходить ко мне в любое время. Неужели ты забыл об этом?
Привратник служил их семейству более тридцати лет и знал посетителей всех на перечет. А эту девушку увидел впервые в жизни и тут же получил выговор. Величественный Себастьян всегда напоминал Оуэну большую сторожевую собаку, безраздельно преданную тетушке Верне.
Надя посмотрела на каменную физиономию привратника и ободряюще улыбнулась.
— Я одна из вашей футбольной команды. Пасую влево и бегу вправо, — пошутила Надя.
Оуэн хмыкнул, увидев, как Себастьян поклонился Наде.
— Что-нибудь еще, сэр?
— Нет, спасибо.
Он отпустил привратника и повернулся к молодой женщине, стоявшей поодаль. Длинные волосы ниспадали на плечи, чуть прикрывая зарумянившиеся щеки. По ее виду нельзя было сказать, что она в восторге от встречи.
— Надя?
Она резко подняла голову навстречу Оуэну. На гладком лбу между похожими на стрелы бровями застыла вертикальная морщинка. Она положила обе руки на стол и командным тоном сказала:
— Я требую вернуть ее, и немедленно!
Оуэн растерянно моргнул.
— Что вернуть?
Надя сжала губы и подалась вперед.
— Мою музыку!
За последние пять дней в ее голове не родилось ни одной ноты, ни одной мелодии. Пять дней прошли в сплошном молчании. Она не могла понять, каким образом ему удалось лишить ее главного и любимого занятия. Ведь во время обеда в «Фоксчейзе» музыка звучала, как и позже, по пути домой, даже тогда, когда она рассказывала Оуэну смешные истории из своего детства. И вот он украл ее своим поцелуем.
— Какую музыку?
Она заговорила громче и настойчивей.
— Мою музыку.
Оуэн уселся обратно в кресло.
— У тебя потерялась музыка, и ты полагаешь, что в этом виноват я?
— Я не полагаю, я знаю.
— Когда же она потерялась?
— Она звучала у меня в ушах, когда я ехала с тобой в «Фоксчейз», но после того, как ты привез меня домой, она исчезла.
Он с силой потер лицо ладонями и задумался.
— Не паникуй, Надя. Музыка где-нибудь поблизости. На чем она записана? На кассете? На диске?
Он взялся за телефонную трубку.
— Я позвоню в ресторан и спрошу, не обнаружили ли ее там.